Жизнь, которая словно навечно. Анастасия Рубанова

ценой впустую потраченного времени, – на пару мгновений Генри задумался, а затем, словно встряхнувшись от наваждения, присовокупил: – Что ж, мне действительно пора идти, – парень жестом велел Найде встать и, кивнув всем собравшимся в знак прощания, пошел к калитке.

      Он прошел уже половину пути, когда на удивление самой себе Элеонора воскликнула:

      – Вы не хотите остаться?

      Катерина ошарашенно посмотрела на мать – та намеренно избегала встречного взгляда.

      Какое-то время парень молча оглядывал всю компанию, после чего с осветившимся лицом ответил:

      – Мне будет в радость.

      Снова поднявшись по лестнице к входу, Генри отстегнул поводок и вытер собаке лапы:

      – Она не причинит Вам неудобств.

      – Я в этом уверена, – широко улыбаясь, заверила Элеонора. – Ну, команда, нельзя терять ни минуты. За работу! – боевым голосом обозначила план мама девочек, после чего, пропуская Мелани перед собой, устремилась на кухню.

      – Благодарю Вас, Элеонора, – бросил ей вдогонку парень и, уступая дорогу, игриво добавил: – Кэйт.

      – Катерина, – поправила его девушка, и важно проследовала за матерью.

      Глава 7. Исповедь

      До первого января оставалось немногим более часа, и дамы спешили облачиться в праздничные наряды. Предварительно – так надлежит «настоящим хозяйкам» – они накрыли стол, в чем им с галантной любезностью помог Генри.

      Мистер Рудковски лежал, занимая себя телевизором и лишь время от времени почесывая свой живот – продукт излишества удовольствий. Мужчины не было дома, когда в список гостей прибавился «аристократ», как он обозначил Генри в разговоре с супругой. Однако присутствию парня Джозеф отнюдь не противился: знаток человеческой души, при знакомстве с отцом девочек Генри отвесил комплимент автомобилю Рудковски. Так юноша с ходу попал в список «одобренных».

      – Ну и чем ты занимаешься по жизни? – мужчина никогда не чурался позволить себе фамильярность. К счастью, проработав с людьми какое-то время и столкнувшись с достаточной бесцеремонностью, Генри ничуть не смутился.

      – Я работаю бариста. Вы, верно, слышали про недавно открывшееся кафе? – выражая большие сомнения в собственном предположении, спросил парень.

      – А да, слыхал. Та еще обдираловка.

      Генри казалось, он понимает корни пренебрежения, вылетающего изо рта Рудковски. Слушать мужчину было невыносимо, и тем не менее парня держали в руках открытость и добродушие Элеоноры.

      – Мой приятель, мистер Шмальц… – продолжал Джозеф. – Я был у него как раз тогда, когда тебя сюда занесло. Так вот, тот рассказывал, что за чашку вшивого кофе в этой «La clé», – он покривлялся, – с тебя стрясут целых четыре рубля!

      Мужчина презрительно фыркнул, а Генри поправил его:

      – Шесть рублей.

      – Что? – Рудковски действительно не услышал реплики парня. В разговоры мужчина вступал лишь затем, чтобы выслушать себя самого.

      – Я говорю, погода словно шутит над нами, – удивлялся отсутствию снега юноша. –