Время вестников: Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников. Андрей Мартьянов

Северной Италии. Если бы Филипп открыто тебя поддержал, то вышла бы ссора с германцами. И, наконец, если бы ты выиграл эту маленькую войну с Танкредом и принудил его отдать наследство, Филипп без зазрения совести забрал бы половину.

      – С какой это радости? – ошалел Львиное Сердце.

      – А какое соглашение ты, ангел мой, подписал с полгода назад? Забыл, прозорливец? Любая – подчеркиваю, любая! – добыча, связанная с военными действиями как по дороге в Палестину, так и в самой Палестине, делится пополам между королями Франции и Англии. Ты начал военные действия против Танкреда? Отлично! Это подпадает под соответствующий пункт договора. И, что характерно, Филиппу ничего не нужно делать – просто стоять в стороне, ждать и писать подобные письма. Заботы, прямо скажем, необременительные, а выгода налицо и с той, и с другой стороны. Я ясно объяснил?

      – Более чем, – насупился король. – Что же теперь делать?

      – Кто здесь король Англии, я или ты? Ладно, не сердись. Положись на матушку, она все устроит. Хотя, признаться, мне было бы неудобно перед самим собой…

      – Ну да, да! Все уши прожужжал! – снова повысил голос Ричард. – Нельзя в тридцать два года полагаться на мать! Нужно иметь свою голову на плечах! Даже рыцарь обязан думать! Надо читать, что подписываешь! Какое дерьмо все это по сравнению с великой целью, стоящей перед нами!

      – Угу, – кивнул Бертран. – Гроб Господень до сих пор находится в грязных лапах сарацин. Я это помню. Теперь успокойся, хлебни вина и жди известий от Элеоноры. Может, тебе спеть что-нибудь душеспасительное?

      Ты не шей мне, матушка, красный пурпуан,

      Все равно он скрыть не сможет

      Страшный мой изъян.

      Девушку ль увижу, женщину ли встречу —

      Вспомню об изъяне, вся душа горит.

      Нет, не шей мне, матушка, красный пурпуан —

      Чем его короче полы, тем видней изъян.

      Я возьму кольчугу, плащ с крестом надену,

      В знойной Палестине душу отведу —

      Подарю изъян свой сотне сарацинов,

      Пусть их род проклятый кончится на них!

      И тогда плевать мне станет

      на большой изъян…

      Нет, совсем меня не манит

      красный пурпуан!

      – Это называется «душеспасительным»? – последовал вопрос, но не от Ричарда, а от королевы Элеоноры. Престарелая государыня стояла в дверях, перегородив весь проем своим роскошным платьем. – Бертран, вы дурно влияете на моего сына.

      – Мадам, – Бертран поднялся и отвесил Элеоноре куртуазный поклон, – смею заметить, что ваш… э-э… советник, мессир де Фуа, полагает короля Англии мудрым и прозорливым. Вот письмо с доказательством истинности этих слов. Следовательно, на сего добродетельного монарха невозможно оказать дурное влияние даже столь беспутному прожигателю жизни, коим является ваш нижайший и недостойнейший подданный.

      – Ты ему слово, он тебе в ответ десять, – буркнула королева-мать. – Борн, помолчите недолго.

      Элеонора