Время вестников: Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников. Андрей Мартьянов

и чтобы с выражением.

      – Э-э… – Бертран де Борн сорвал печать, окинул просвещенным взором ровные строчки, выведенные на латыни и, с лету переводя на норманно-французский, продекламировал:

      – «Сир! Осмелюсь предложить вам один прелюбопытнейший документ, случайно попавший ко мне в руки. Полагаю, что вы, государь, со свойственной вам мудростью и монаршей прозорливостью, отличающей каждого истинного правителя Анжуйской династии…»

      Бертран поднял брови и глянул на Ричарда:

      – Забавно… С каких это пор ты стал мудрым и прозорливым? Может, это не тебе послание?

      – Заткнись! – рявкнул англичанин. – То есть читай!

      – «…Анжуйской династии, примете к сведению изложенные в прилагаемом ордонансе соображения короля Французского. Остаюсь вашим верным и преданнейшим слугой – Ангерран де Фуа».

      – И что? – воззрился на менестреля Львиное Сердце.

      – Надо посмотреть второе письмо, – пожал плечами де Борн. – Там наверняка скрыто что-то интересное. Во-от… Слушай. Ого! Это же послание Филиппа к Танкреду! Не подделка, сразу видно. Узнаю руку нашего толстяка и его подпись. Итак. «Возлюбленный брат мой Танкред! Сим могу уверить вас, что совершенно необоснованные притязания английского бычка на принадлежащее вашему величеству имущество…»

      – Английского… кого? – кашлянул Ричард.

      – Vitellini, – снова прочитал латинское слово трубадур. – Бычок. Сам помнишь, сим речением обозначается любая говяжья молодь. Так и написано. По-моему, Филипп тебя недолюбливает.

      – Merde! – высказался король.

      – Ну, следуем далее. «…Притязания английского бычка на принадлежащее вашему величеству имущество вызвали у нас, нашего двора, пэров Франции и всех благородных дворян самое искреннее негодование. Однако мы с сожалением вынуждены признать, что столь неразумный, поддающийся сторонним нашептываниями и собственной взбалмошной натуре недальновидный английский король вступил на путь, ведущий к погибели души и развалу нашего общего дела – освобождения Гроба Господня и Святой земли». Сир, вы слышите? Сколь разносторонние мнения о вашей персоне! Для Ангеррана вы подобны Аристотелю, Платону и Юлию Цезарю в одном лице, а Филипп полагает прямо противоположное. Ты-то сам что о себе думаешь?

      – Я сейчас думаю, – процедил Ричард, – что как только матушка договорится с сицилийцем, я вызову Филиппа на поединок!

      – Это не метод разрешать политические споры, – авторитетно заявил де Борн. – Слушай: «Войско королевство Французского и наш двор заверяют вас, сир, что в случае крайних затруднений, вызванных возмутительными действиями короля Англии, французская монархия окажет королевству Обеих Сицилий любую поддержку – как золотом, так и военной силой. С непременной благорасположенностью к вашему величеству – Филипп-Август Капетинг, король Франции». Каково? Ричард, не ломай скамью, она ни в чем не виновата!

      Сюзерен де Борна, выслушав перехваченное Ангерраном послание, выругался не хуже пьяного сержанта-лучника, подцепил широкой ладонью скамью за ножку и сокрушил ее о