Гения убить недостаточно. Владислав Отрошенко

снаружи испишу бранью![16]

      Это о ее поцелуях он писал с такой воспаленной страстью, мечтая, чтобы Лесбия подарила ему их столько же, «сколько лежит песков сыпучих / Под Киреною, сильфием поросшей, / От Юпитеровой святыни знойной / До гробницы, где Батт схоронен древний». Это на смерть ее ручного воробушка он слагал пародийно величественные эпитафии, поражавшие потом своей нежностью Марциала. Для ее забавы бросал в огонь «“Лет” Волюзия сраные страницы». Во славу ее красоты глумился над признанными красавицами Рима, среди которых была и любовница Мамурры Амеана:

      Добрый день, долгоносая девчонка,

      Колченогая, с хрипотою в глотке,

      Большерукая, с глазом как у жабы,

      С деревенским, нескладным разговором,

      Казнокрада формийского подружка!

      И тебя-то расславили красивой?

      И тебя с нашей Лесбией сравнили?

      О, бессмысленный век и бестолковый![17]

      В истории этой любви было всё – и безмятежно-счастливое начало, и яростная ревность, и уличения в неверности, и жестокие размолвки, и проклятия, и клятвы, и слезы, и радостные примирения. Был и окончательный разрыв. Его соотносят с самым горестным стихотворением из посвященного Лесбии цикла, который беспорядочно рассеян по «Книге Катулла Веронского», произвольно составленной из 116 произведений поэта каким-то неизвестным его земляком во времена поздней Античности. По этому – одиннадцатому – стихотворению, в котором явственно проступает дата его написания, устанавливаются хронологические рамки любовного романа, завершившегося катастрофой:

      Фурий, ты готов и Аврелий тоже

      Провожать Катулла, хотя бы к Инду

      Я ушел, где море бросает волны

      На берег гулкий.

      Иль в страну гиркан и арабов пышных,

      К сакам и парфянам, стрелкам из лука,

      Иль туда, где Нил семиустый мутью

      Хляби пятнает.

      Перейду ли Альп ледяные кручи,

      Где поставил знак знаменитый Цезарь,

      Галльский Рейн увижу иль дальних бриттов

      Страшное море —

      Все, что рок пошлет, пережить со мною

      Вы готовы. Что ж, передайте милой

      На прощанье слов от меня немного,

      Злых и последних.

      Со своими пусть кобелями дружит!

      По три сотни их обнимает сразу,

      Никого душой не любя, но печень

      Каждому руша.

      Только о моей пусть любви забудет!

      По ее вине иссушилось сердце,

      Как степной цветок, проходящим плугом

      Тронутый насмерть[18].

      Стихотворение было написано не ранее 55 года до Р.Х., когда Цезарь с огромным войском совершил первый переход через Альпы. Именно это событие упомянуто в третьей строфе: “sive trans altas gradietur Alpes, / Caesaris visens monumenta magni”.

      Из этого следует, что «злые и последние слова» были сказаны поэтом уже после судебного процесса 56 года. Однако, по общему убеждению исследователей, Клодия уже не могла быть в это время любовницей Катулла, ибо процесс круто изменил ее судьбу, если не поставил в ней финальную точку.

16

Перевод М. Амелина.

17

Перевод А. Пиотровского.

18

Перевод А. Пиотровского.