Без вины виноватые. Сан Кипари

сторону.

      – Закончил?

      – Да! Вот! – Винин передал кипу исписанных листов в приятельские руки. – Я подкорректировал проблемные места и добавил несколько абзацев в начало.

      – Молодец!

      Энгель по привычке вскинул бровями перед чтением и начал бормотать текст под нос. Винин вышел на кухню и возвратился с кружкой некрепкого кофе.

      – Наконец-то я завершил «Сердце»! Осталось сдать редактору и тогда окончательно поставлю точку. Немного грустно осознавать, что это конец.

      – Но у тебя есть ещё идеи для новых рассказов, – перелистнув страницы, улыбнулся Энгель. – Уверен, они будут также прекрасны, как и «Сердце».

      – Наверное.

      – Точно.

      Сев обратно за стол, Винин, переполненный радостью, в ожидании следил за приятельской мимикой и пытался угадать, до какого эпизода дошёл Энгель, однако стоило ему перевести взгляд на отложенный мольберт, эйфорию разрушил стыд.

      – Извини, что прервал тебя от работы и слишком много говорю о «Сердце», – почувствовав на себе пристальный взгляд, он застыдился сильнее. – Извини, забыл.

      Вторым извинением он заставил Энгеля нахмуриться сильнее. Модест вновь неосознанно произнёс его нелюбимое слово «извини», до сих пор не отучившись от гнусной привычки извиняться за каждое своё слово и действие.

      Черникский тяжело вздохнул.

      – Когда ты прекратишь извиняться? Ты же знаешь, что мне это неприятно.

      – Извини, постоянно забываю…

      Художник покачал головой и продолжил чтение, пока Винин сидел в попытках отвлечься от неприятных раздумий, чтобы странное чувство вины не селилось в его груди. Он отвлекался на всё: смотрел на часы, следуя за стрелкой, наблюдал за остывающим кофе, но, сколько бы он ни пытался отвлечься, тяжёлое чувство накатывало новой волной.

      – Слушай, – перервал его душевные мучения Энгель, – а где ребёнок Мавры? Она же была беременна, разве нет?

      – Была. Читай дальше, читай!

      Черникский обратно погрузился в океан букв, однако спустя пару строк вновь обратился к писателю с уточнением. Винин с наслаждением отвечал, загадочно улыбался и старался не взболтнуть лишнего, чтоб не раскрыть сюжетных поворотов, пока в груди, подобно огню, разрастались чувства вины и стыда. Он не мог подавить отвратительных раздумий, не мог спрятаться от «зверя», обитавшего глубоко в душе и заражавшего мысли; от него тяжелело сердце и болела голова. Но, к счастью, в этот раз «зверь» таким маленьким, что не смог сполна погрузить писателя в пучину негатива.

      Когда Винин потупил взгляд в пол, на его худощавые плечи опустились тёплые ладони, и залепетал приятный голос, слышимый лишь ему одному:

      – Ты ведь помнишь, что извинения раздражают Энгеля. Тем более он прав: ты бессмысленно извиняешься. Ты ведь просто делишься своей радостью, а это разве плохо?

      «Нет, не плохо», – мысленно ответил Винин «светлому» человеку.

      – Именно