Все пышечки делают ЭТО. Инга Максимовская

мне прямо под кожу, кажется, которая зудит так, что хочется ее содрать с себя.

      – Торты же не бегают. У них ножек нет, – хихикает Корюшка. Губы кривит как этот нахальный, самоуверенный мерзавец. – И горячих тортов не бывает.

      – Так зачем вам кондитер? – беру себя в руки колоссальным усилием воли. Даже вымучиваю улыбку, больше похожую на оскал. – Для какого торжества нужен торт?

      – Свадьба у меня скоро. Женюсь, женюсь. Какие могут быть игрушки? А вы, стало быть, Варя, та сбежавшая десять лет назад невеста? Я ведь на вашу свадьбу приезжал, по приглашению Геннадия. Ох и заставили вы поволноваться отца тогда.

      – Правда? – разгораются глазенки у Киры, а я готова сейчас убить этого мерзкого гада. – Тогда может быть вы знаете, кто мой…

      – Кира, хватит, – слишком резко. Я никогда еще, ни разу в жизни не повышала голоса на дочь. А вот сейчас не сдержалась. Черт, да что происходит? Зачем отец позвал меня сегодня на ужин. Не клиента же мне подогнать. Сидит, молчит. За все время не проронил ни звука. – Папа, я приехала. Потому что у тебя было какое-то важное сообщение для нас. Простите. Лавр, но у меня нет времени на разговоры о прошлом.

      – Тогда будем о настоящем. Жги, Геннадий. Резать лучше на живую.

      Перевожу взгляд на отца. Он растерян, никогда его не видела таким. Мнет пальцами хрустящую, накрахмаленную салфетку. Предчувствие противной иглой впивается в мое сердце. Этот Лавр – сам дьявол.

      – Ну, ладно, я сам. Я приехал сегодня для того, чтобы забрать долг у вашего отца и мужа. Но он не может расплатиться. А я привык получать все, что принадлежит мне. Все, Варвара.

      Сердце пропускает удар за ударом. Вспоминается сказка про водяного и «должок». Нет. Нет, нет, нет. Кира – она мое все. Неужели он догадался? Не отдам. Я не отдам ему мою дочь. Да кто он такой вообще?

      – Кроме торта, на который я делаю вам заказ. За него я заплачу, сколько скажете. В остальном, дамы, я с вами честен. Поэтому…

      – Я не пеку торты для адских балов, – хриплю, поднимаясь из-за стола. Не смотрю на мать, замершую с раскрытым ртом, как рыба выброшенная на берег. Ни на отца, который сам на себя не похож сейчас. Он не догадался. Он просто… Просто… Просто наглый подонок, беспринципный и злой. Я смотрю прямо в глаза человеку, у которого нет ни принципов ни морали. Он берет все, что захочет. И дурными девственницами не брезгует. Проверено, – И знаете что? Проваливайте ка вы отсюда.

      – Доча, – сипит мама. Плевать. Сейчас я не кисейная барышня. Мне есть за что бороться. Точнее за кого. Пусть он валит, и больше никогда не появляется в наших жизнях. Никогда.

      – А говорила, что хорошо знакома с этикетом, – ухмыляется этот демон. Режет меня взглядом ледяных омутов. Замораживает. – Кулон у твоей дочери красивый. Он что-то значит?

      – Ничего. Просто безделушка.

      Еще немного и у меня отнимутся ноги. Хороша же я буду, если свалюсь к дорогим ботинкам этого черта, в которые он наверняка утрамбовал раздвоенные копыта. Картина как в финале бессмертной комедии. Кажется в этой комнате все окаменели. И воздуха