Соль Вычегодская. Строгановы. Татьяна Богданович

то, что у Марицы Михайловны, Там было полно сенных девок.

      Тихо было на их половине как в монастыре. Анна Ефимовна совсем забылась.

      И вдруг шум какой-то в первой горнице, возня. Что там? Драка, что ли? Плачет будто кто. Неужели Фросю кто обидел?

      Анна Ефимовна бистро вышла из опочивальни. Глядит – Орёлка, оборванный весь, грязный. Фроська вцепилась ему в плечо, он вырывается. Чуть не колотит ее.

      – Вишь, доченька, неслух, – сказала Фрося сердито, – гоню его, а он заладил одно: пусти да пусти к молодой хозяйке.

      – Ты чего, Орёлка? – спросила Анна Ефимовна.

      – Анна Ефимовна, вели Фроське пустить меня. Расшибся я больно. Ты мне намедни маслица давала, – заговорил Орёлка.

      – Чего ж ты мне не сказал, озорник? – рассердилась Фрося. – Я б тебе и сама помазала. В грязи весь вывалялся да к хозяйке и лезешь. Где ты там убился?

      Орёлка жалобно глядел на Анну Ефимовну.

      – Ну, пусти ты его, Фрося, я погляжу. – Иди, Орёлка.

      – Баловство то, доченька. Вишь, озорной парнишка, поучить бы его, а не то что в горницу допускать, – ворчала Фрося.

      – Ну, чего ты зашиб? – спросила Анна Ефимовна, переступив порог опочивальни.

      Своих детей у Анны Ефимовны не было, так она другой раз Данилку с Орёлкой звала к себе, брала в лес по ягоды или по грибы.

      Орёлка молчал.

      Анна Ефимовна села па лавку и подозвала его.

      – Чего же ревешь? – спросила она. – Созорничал видно, чего?

      – Не, Анна Ефимовна, – всхлипывая, зашептал Орёлка и оглянулся на дверь. – Не к тому я… Отодрать, вишь, хозяин сулит.

      – Тебя? – спросила Анна Ефимовна.

      – Не… батьку мово… – Орёлка опять стал всхлипывать и утирать нос рукавом.

      – А, Жданку, – сказала Анна Ефимовна. – Чего же делать станешь? Не угодил, стало быть.

      – Ой, мамыньки… Боюся я, – заревел вдруг Орёлка в голос. – Убьет он до смерти…

      – Ну, ну, не реви. Не убьет, – сказала Анна Ефимовна.

      – Посулился он, – ревел Орёлка, сказал, насмерть запорю.

      Он бросился на колени перед Анной Ефимовной и стукнулся рыжей головой об пол:

      – Батька послал. На тебя вся надёжа…

      – Чего ж сам не пришел? Аль с тобой говорить стану? – сказала Анна Ефимовна.

      – Немочно ему, – Орёлка вскочил на ноги, еще раз оглянулся на дверь и зашептал чуть не в самое ухо Анне Ефимовне. – В подклети[6] он, под поварней[7]. Ключница пустила. Сказал, пришла б ты туда, будто доглядеть чего… Государыня, поди ты, Христа ради… Батька мой! Запорет он…

      Орёлка опять быстро нырнул и стукнулся головой об пол.

      – Ты не бойся, – прибавил он, также быстро вскочив. – Иван Максимович не проведает.

      – Дурень ты, Орёлка, – сказала Анна Ефимовна сердито. – Мне что Иван Максимович. Чай, я не холопка. Ладно. Скажи – приду. Беги отсель.

      Орёлка кивнул, повернулся, выбежал из комнаты и вихрем пронесся мимо Фроси. Она только покачала головой и вошла в опочивальню. Анна Ефимовна накидывала темный убрус.

      – Ты

6

Подклеть – нижний этаж дома, где держали товары или скот.

7

Поварня – кухня.