Дон Хуан. Гонсало Торренте Бальестер

Соней и вами?

      – Если может существовать рациональное объяснение, зачем искать его в сфере сверхъестественного?

      Лепорелло, отдуваясь, рухнул на скамейку.

      – Ну и упрямец! Но хоть в качестве рабочей гипотезы вы согласны считать меня бесом?

      – Ради чего?

      – Я расскажу вам одну историю… Я расскажу вам… – Он чуть помедлил. – Я расскажу вам, как и почему я свел знакомство с Дон Хуаном. Никто на свете не знает этой истории.

      – Вы полагаете, мне это будет интересно?

      – Если вы мечтаете дознаться, какой же на самом деле была жизнь Дон Хуана, мое повествование послужит вам чем-то вроде пролога. – Он снова похлопал меня по спине – как-то очень вкрадчиво. – Ну-ну, решайтесь. Спагетти, приправленные моим рассказом, – диво, а не обед! Никогда в жизни вам не попробовать итальянских макарон под таким соусом! К тому же вы узнаете, как жизнь Дон Хуана связана с небом и с преисподней.

      – Наверно, как и все прочие жизни.

      – Но у него все иначе.

      Не дожидаясь моего ответа, он кинулся к дороге и остановил первое же такси, потом принялся делать мне знаки и, когда я подошел, чуть ли не силой, но достаточно вежливо заставил меня сесть в машину. Он назвал какую-то улицу и номер дома, и вскоре мы попали в кафе, где несколько рабочих-неаполитанцев ели свои макароны. Мы вошли в отдельный кабинет. Мой спутник заказал еду и вино.

      – И прошу вас, сделайте сегодня исключение ради меня, – попросил он, – эта вода, которую вы пьете, – жуткая отрава.

      Спагетти источали изумительный аромат. Лепорелло начал рассказывать свою историю, которую он назвал «Историей Черного Боба»…

      Глава вторая

Рассказ Лепорелло

      1. Отчего его прозвали Черным Бобом, что на деле-то не лучше Паршивой Овцы, а не, скажем, Зеленым Горошком, как бы ему хотелось? История эта случилась назад тому тысячи и тысячи лет, во времена, когда и сами бобы едва появились на свет, и имеет она прямейшее отношение к проблеме: что было ранее – индивид, род или вид… К тому же к истории этой примешано столько небылиц, что с точностью говорить о чем-то затруднительно, достоверно известного маловато, а посему восстановить ее можно лишь примерно и опираясь скорей на домыслы, чем на факты. Словом, история эта будто нарочно создана для поэтов и весьма приманчива для их воображения. Однако поспешим оговориться: тот, кого звали Черным Бобом, берясь за очередное дело, под именем своим никогда не работал, а придирчиво подбирал себе новое прозвище или же присваивал имя страдальца, чьим бренным телом вынужден был воспользоваться. К тому же этот самый Черный Боб издавна – ежели только в разговоре о нем уместно пользоваться какими-либо временными категориями – слыл докой по части «последнего гвоздя». Он, как тореро, выходил на арену под самый конец, когда подручные уже успевали разыграть большую часть боя. Тут он и подыскивал себе подходящее тело среди близких умирающего пациента – тело родственника, соседа или друга, – дабы родство, дружба или соседство позволяли ему беспрепятственно бывать в нужном доме, кружить рядом, помогать выхаживать больного.