Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам. Эдуард Филатьев

тогда ещё не существовало. Книга начиналась со стихов, в которых высказалось отношение к поэме «Двенадцать» (их Гиппиус впоследствии назвала «Блоку Дитя, потерянное всеми…»):

      «Я не прощу. Душа твоя невинна,

      Я не прощу ей – никогда…»

      Блок книгу прочёл и послал её автору свой ответ:

      «… нас разделил не только 1917 год, но даже 1905-й, когда я ещё мало видел и мало сознавал в жизни…

      Неужели Вы не знаете, что "России не будет "так же, как не стало Рима – не в V веке после Рождества Христова, а в 1-й год I века? Также не будет Англии, Германии, Франции. Что мир уже перестроился? Что "старый мир" уже расплавился?»

      Немного позднее этот прозаический текст был подкреплён стихами:

      «Женщина, безумная гордячка!

      Мне понятен каждый ваш намёк,

      Белая весенняя горячка

      Всеми гневами звенящих строк!

      Все слова – как ненависти жала,

      Все слова – как колющая сталь!

      Ядом напоённого кинжала

      Лезвие целую, глядя вдаль…»

      Завершались эти стихи удивительно точным предсказанием:

      «Страшно, сладко, неизбежно, надо

      Мне – бросаться в многопенный вал,

      Вам – зеленоглазою наядой

      Петь, плескаться у ирландских скал.

      Высоко – над нами – над волнами, —

      Как заря над чёрными скалами —

      Веет знамя – Интернационал!»

      Александр Блок предсказывал Зинаиде Гиппиус её грядущую эмиграцию.

      А Владимир Маяковский в это время снимал кинокартину о том, как некая кинематографическая балерина, в которую те-рой фильма был безумно влюблён, ускользала от него и оказывалась в недоступном для всех прочих мире Кино.

      Тем временем вызванный на совещание в военный наркомат контр-адмирал Щастный приехал в Москву В ВЧК уже знали, что командующий Балтийским флотом везёт с собой портфель документов, свидетельствующих о связях вождей большевиков с кайзеровской Германией. Троцкий потом сказал на суде:

      «– Вы знаете, товарищи судьи, что Щастный, приехавший в Москву по нашему вызову, вышел из вагона не на пассажирском вокзале, а за его пределами, в глухом месте, как и полагается конспиратору. И ни одним словом не обмолвился о лежащих в его портфеле документах, которые должны были свидетельствовать о тайной связи советской власти с немецким штабом».

      Эти слова наркомвоенмора свидетельствуют о том, что к командующему флотом большевики приставили филёров, следивших за каждым его шагом.

      Как бы там ни было, но в военный наркомат Алексей Щастный явился, и его принял народный комиссар Лев Троцкий. Между ними тотчас вспыхнул спор, и контр-адмирал по распоряжению наркома был арестован и отправлен в Таганскую тюрьму. Чуть позднее было объявлено, что Щастный задержан «за преступления по должности и контрреволюционные действия».

      Вожди большевиков явно перепугались решительного