При советской власти. Юрий Ерошкин

похвастать наградами отца. Илюша, затаив дыхание, осторожно прикасался к холодному металлу орденов и медалей, особо задержав руку на «Красной звезде» с отколотой рубиново-красной эмалью на одном из лучей её, историю которого, выведанную у отца, Костик успел пересказать Илюше ещё в коридоре. Илюша с грустью смотрел на них и думал о том, что вот его отец так и не успел получить ни одной медали…

      Пётр Иванович, сильно захмелев, уснул за столом, Гриша бережно перенёс отца в постель, затем помог добраться до комнаты некрепко стоявшему на ногах Арону Моисеичу, обширная лысина которого была покрыта бисеринками пота. Женщины, прибрав со стола, разошлись по комнатам, Алёна повела Костика в свою, но тот заартачился, желая провести ночь с отцом!

      Гриша, подойдя к сыну, присел на корточки, обнял его за худенькие плечи.

      – Сынок ты же у меня солдат, так?

      Костик кивнул, поправляя съехавшую от кивка на глаза фуражку.

      – А солдат должен беспрекословно подчиняться распоряжению командира, так?

      Костик опять кивнул.

      – Тогда слушай мою команду: шагом марш в комнату бабушки и дедушки.

      – Ну почему, – обиделся мальчик. – Я хочу быть с тобой. И с мамой.

      – Приказы не обсуждаются. Кругом и шагом марш!

      …Узкая железная кровать с никелированными спинками при каждом движении молодых супругов издавала столь омерзительное поскрипывание, что долгожданная близость не доставила ни Тоне, ни Грише радости. И ещё эта проклятая слышимость сквозь тонкие стены-перегородки между комнатами…

      – Чёртова кровать! – раздражённо прошептал Гриша. – И как ты только спала на ней?

      – Я же спала одна…

      Они ощущали себя подростками, которых родители застали за неблаговидным занятием.

      Некоторое время лежали молча, боясь пошевелиться. В небольшой, прямоугольной комнате с единственным полукруглым окошком почти под самым потолком, расписанным ржавыми разводами было душно, и духота эта имела тяжёлый привкус подгнивающих брёвен, из которых был сложен этот ветхий уже, отживающий свой век дом.

      Тоня давно свыклась со здешними реалиями, хотя привыкнуть всё ещё не могла. А Гриша, за время войны видевший и не такое, ничего и не заметил. Если бы ни эта проклятая скрипучая кровать…

      Не такой он представлял себе их первую ночь после долгой разлуки. Решив, что завтра же он выбросит этого скрипучего дьявола на помойку и купит нормальную кровать, хотя бы за неё пришлось втридорога переплатить, он немного успокоился и чуть повернув голову спросил уткнувшуюся ему в плечо лбом Тоню:

      – Ты спишь?

      – Нет. А что?

      – Хотел тебе рассказать… У меня перед демобилизацией прелюбопытный разговор произошёл…

      И Гриша, не торопясь, обстоятельно, несмотря на изрядное количество вина, выпитого за столом, спать ему не хотелось, рассказал о неожиданном предложении, сделанном ему подполковником Зенковым.

      Тоня слушала внимательно, почти не перебивая, раз только насторожено