Июньские зорьки. Лариса Викторовна Шевченко

живут…

      Но вот Амура презабавного

      Никто с тех пор не видел тут.

      И прихожане с изумлением,

      Светлее, радостней молясь,

      Сказали: Чудное явление

      Любви земной всесильна страсть.

      Памяти Порфирия Иванова

      В белом халате природа матушка,

      Снег пропитался хвойным бальзамом,

      Мудрый старик, под седыми закатами,

      Ходит по снегу босыми ногами:

      Взял у морозца он милосердие,

      Ради людей, без возврата долга,

      Под луной, как под звонницей медною,

      Бились льдинки, искрясь над дорогой:

      Не разбрелись чудаки во времени,

      Шли в туман и в безвестность по полю.

      Пальцем у лба вслед крутили гению,

      Чтоб после смерти был гений понят.

      Плакал пророк над бездушной косностью,

      Голую грудь подставлял насмешкам,

      Дети смеялись над ним, а взрослые

      Кто жалел, а кто кланялся нежно.

      В белом халате, природа Матушка

      Лечит души по правилам «Детки»,

      Что ж в молву погружаясь проклятую,

      В инее скорбном дрожали ветки?

      Ведь он в исканье приблизился к Богу

      Что ж его мучили психиатры?

      Светлый чудак, по велению Долга,

      Шел по Руси, всех лечил бесплатно.

      В злой этот век сердце нес он факелом,

      Жить на земле учил бескорыстно

      Богородица вслед ему плакала-

      Слишком чудачество было чистым!

      Давний день юности.

      Как звезды не светятся листья у клена,

      Но все же по-своему ярко горят.

      Вчера первый снег мои чувства в них тронул –

      То желтый, то красный теперь листопад.

      О юность моя, ты тиха и ранима,

      И я по аллее гуляю одна,

      Потом одиночеством буду ль томима?

      Но в юности участь такая страшна…

      Я зябну, сутулюсь, смотрю на прохожих,

      Его одного грустным взглядом ищу,

      Влюблен не в меня синеглазый пригожий

      Тот парень, кому осень в чувствах прощу.

      Снег тает, и грязь на дороге и сырость,

      Такая судьба у одной ли меня?

      В ней солнце устало, вздохнуло, и скрылось,

      В ней клен облетает, багрянцем звеня.

      Ночь.

      Вот ночь, уже поздно,

      И лунно и звёздно.

      Деревья темнеют вдали.

      И видно с балкона,

      Как линии тонко

      На темный Бештау легли.

      В домах на квартале почти все уснули,

      Лишь чье-то окошко горит,

      Внезапно, в темнеющем профиле улиц,

      Машина, сверкнув, прошумит.

      Я думаю: Море здесь было когда-то,

      Плескалась шальная вода,

      И звезды с луной, полумраком объяты,

      Бродили по небу тогда.

      Но вот отступили морские пучины…

      Адама ли Евы вина…

      Ах, люди, откуда? Поймет кто причины

      Рожденья, во все времена.

      И вот теперь я. Небо ночью и выше,

      И холод в нем есть и тоска,

      И словно бы речи я слабые слышу,

      Ушедших куда-то