Фантом Я. Ольга Устинова

резиночках. – А к чему ты приспособленная?

      Марья Пвловна сказала угрожающе:

      – Если ты будешь меня доводить – ты знаешь, что со мной будет.

      Тимка хватанула воздуху в разгоне, хватанула еще, и улеглась обратно в постель, сверкнув на Марью Павловну голыми ногами промеж халата и круглых резиночек.

      Марья Павловна сказала, радуясь как выходу:

      – Лучше спим.

      После того, как свет в палате был погашен сестрой просунутой рукой в дверь, без предупреждения, они обе ворочались, воюя с духотой, возбуждением и бессонницей. Тимка вздыхала полной грудью, как перед началом тирады. Но Марья Павловна так вздыхала в ответ, что Тимка злобно и укорительно молчала.

      По правилам к ним не допускали посетителей. Но в исключительных случаях, для настойчивых мужей, мам и пап, вроде Тимкиных родственников, вызывали вниз, в кабинет заведующей отделением. Родственницы же ненастойчивых, или не желавшие никого видеть, не покидали шестого этажа.

      В узком крохотном коридорчике отгороженного от остальной больницы отделения чинными парами кружили беременные женщины. Тимка, захватив место для себя и для Марьи Павловны на единственном в коридоре диванчике, считала круги пар и при этом картинно крутила головой – так быстро в крохотном пространстве пара делала круг и начинала новый.

      – Голову закружишь, – сказала Марья Павловна. – Пошли путешествовать.

      Тимка и Марья Павловна продолжали свои вылазки в те часы, когда родилка пустела. Они пробирались темнотой через родилку туда, где кипела нервная жизнь абортниц, и Марья Павловна шипела на Тимку, чтобы та не кашляла:

      – Заметят нас, поймают, кричать будут.

      – Что же я могу сделать? – огрызалась Тимка.

      – Не понимаю, как ты с такой дыхалкой собираешься идти на операцию?

      – Повезут, – утверждала Тимка.

      – Не очень-то полагайся, – сомневалась Марья Павловна. – Они повезут, им не трудно. Только с таким волчьим кашлем, как у тебя, швы не то что новые, старые разойдутся.

      – Не боись! Все предусмотрено. Во-первых, завтра мать передаст кодеин. Семейство не дремлет. Все раздобыли. Во-вторых, все светила к моим услугам. Ходаков оповещен. Приедет. Будет и еще кое-кто. Я ведь не то что ты, беспризорная. За меня, лапушку, болеют.

      Марья Павловна молча согласилась и не согласилась, снова ощутив укол в сердце. Строго настрого запретила Марья Павловна свекрови своей, вызвавшей скорую, сообщать мужу, пребывавшему в долгой разгульной отлучке, и даже кому-либо из знакомых, в какую больницу ее, Марью Павловну, определят. Марья Павловна знала – не родить ей ребенка, если не окажется она чудом на необитаемом острове. Неожиданно повезло Марье Павловне – отправили ее в «тяжелый» изолятор. Никого сюда не допускали без особого разрешения заведующей отделением, с вызовом вниз, на второй этаж, в ее кабинет. Свекровь не домогалась, оскорбленная неудавшейся женитьбой сына, и свято соблюдала, не без удовольствия, завет Марьи Павловны не давать ему адреса больницы. Никто не