.

он ни был, заставляют поверить в фетишизм ксенофобии, а также гуманитарных лженаук (Гачев). Идеальное языковое существо наследует Божественное Откровение на таком языке, который является подлинным домом бытия, а не одним из «хайдеггеризмов».Простираясь сквозь внутреннюю речь к дословному, можно встретить по пути бессмыслицу, которая заблудилась в следах семантических отсрочек, и наткнуться на то, что косноязычно молчит на дне языка против собственной воли («Каким образом меняется мышление человека с ампутированным языком?»). Обретение власти над внутренним языком в пределах соответствующей ментальной компетенции не является самоцелью антиязыковой философии, полагающейся на то, что поиски доязыкового могут обернуться провалом антропологической миссии: если «за внутренней речью про себя» окажется набор алгоритмов генеративной грамматики Хомского, порождающей антисловные конструкции, то философия (анти)языка станет единственной альтернативой логоцентризму.

      Сведение гамбургского счёта с человеком посредством языка, несмотря на то, что язык может предшествовать человеку на экзистенциалистский манер, наводит на мысль о профилактической роли антиязыка в отношении семиосферы как совокупности пустых знаков (с другой стороны, двусмысленное падение референтов, о котором Ашкеров на попугайском языке изложил в критике экспертократического разума102, представляет собой интенциональный шанс по означиванию пустых референтов на аутентичный вкус носителя языка; антиперформативный пафос Ашкерова настолько предумышлен языковым комплексом, выражающимся в игре на понижение, что остаётся признать антисемиотическую идеологию разновидностью антисемитизма; любой носитель языка, а не только экспертократ, имеет право на придание пустому знаку авторского смысла, который соответствует юрисдикции языкового творчества (Хомский).

      1

      Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / Пер. с фр. В.П. Визгин, Н.С. Автономова; вступ. ст. Н.С. Автономовой. – СПб.: A– cad, 1994. – 408 с. – С. 93.

      2

      Там же. С. 97.

      3

      Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. С. 111–112.

      4

      Там же. С. 119.

      5

      Там же. С. 122.

      6

      Там же. С. 191.

      7

      Там же. С. 318–319.

      8

      Фуко

102

Ср.: А.Ю. Ашкеров: «Экспертократическая власть представляет собой стратегию систематического овеществления слов, которые становятся более весомыми, чем сами вещи. Деятельность экспертократа связана:

•во – первых, с приданием словам статуса вещей, которые даже более материальны, чем другие материальные объекты;

•во – вторых, с систематической и осознанной борьбой за слова, которые могут менять и отменять вещи;

•в – третьих, с помещением политики и всей человеческой жизнедеятельности в царство вербальности;

•в – четвёртых, с установлением круговой поруки слов, которые обретают вещественный статус лишь при условии строгого соотнесения друг с другом, но не с каким–либо референтом» (Ашкеров А.Ю. Экспертократия. Управление знаниями: производство и обращение информации в эпоху ультракапитализма. – М.: Издательство «Европа», 2009. —132 с. – (Серия «Политучёба».) – С. 35).