Сестры Карамазовы. Андрей Шилов

Кто хочет ответить? – Анна Павловна безучастно оглядела класс. – Если…

      Вдруг до боли знакомый писк раздался где-то рядом, будто восстав из недалекого прошлого.

      – Что? Где это?

      Учительница судорожно ухватилась за край доски, едва не потеряв сознание: прямо перед ней, на первой парте, у отличника Кузнецова в руках копошился маленький черный комочек.

      – Бимка? – шепнула Лосева.

      – Что с вами, Анна Павловна? – удивился Кузнецов. – Никакой это не Бимка, это Куджо. И вообще, у него батарейки садятся.

      Анна Павловна смерила Кузнецова безумно презрительным взглядом:

      – Запомни, у любви не могут сесть батарейки.

      Кто-то в конце класса повертел пальцем у виска, и громко, чтобы все слышали, гаркнул:

      – Совсем училка спятила!

      Школьники весело загалдели. Анна Павловна неловко улыбнулась и опустила глаза.

      – Бимка, – повторила она и взяла его на руки. – Что, кушать хочешь?

      Под нарастающее улюлюканье шестиклассников она погладила стеклышко и нажала желтую кнопку.

      – Ешь, милый. Сейчас уже Гаврик вернется. На лыжах только покатается и вернется. Кушай…

      На маленьком мониторе Бимка обрадованно завилял своим электронным хвостом, высветив два зеленых иероглифа.

      Анна Павловна опустилась на стул, положив перед собой «Тамагочи», и не обращая внимания на галдящую детвору, монотонно стала повторять странные слова, только что произнесенные собственным внутренним голосом:

      Когда на сводах Царьградской Софии сквозь белую известку Великой Китайской Стены проступят игривые лики золотых архангелов, пробьет небесная полночь, и Юлия Домна под рождественской елкой поцелует своего уснувшего сына… Однажды уснем и мы. А когда мы уснем и вернемся на Родину, в ту благодатную землю, где боги были детьми, то, может быть, эту райскую елку, всю в поблекших звездных огнях, снова зажгут для нас Аттис и Кибела, наши Папа и Мама…

      Синефагия, или Автомобиль, скрипка и немножко нервно

      Детям до 16 лет не рекомендуется…

      Что это?

      Газель обернулась – катафалк умчал новобрачных в кварцевый грот, где зеленая зебра полоснула хвостом Млечный Путь, и из окровавленной раны небес вырвался смысл, лишенный корней крика. А во рту у газели зацвели незабудки.

      Андалузия… Валенсия… Кармен…

      Долгая проба смерти. И никогда ее тело, неуязвимое в беге.

      Стоп? Снято?

      А постаревший на целую вечность юноша, которого хоронили сегодня утром, так громко плакал, что пришлось позвать собак, чтобы те заставили его замолчать.

      Не живое… Но и не мертвое… Уже черно-белое…

      Что же это?

      Ах, да! Это KODAK оборвался на двухтысячном кадре, как и предсказывала Библия. Сволочи!

      – Стоп! Снято!

      Все началось с того самого интервью, которое великолепный Вэл Килмер взял у бледноликого, напудренного тальком Тома в этих роскошных