Русалим. Стихи разных лет. Станислав Минаков

меж ними пятидесятую часть.

      Сердце сжимается, старче, но не ложись на диван,

      наглядись на экран монитора всласть,

      где мерцает со спутника сброшенная строка.

      Посмотри хорошенько: может, её и нет?

      …Отомри, не стой, как безмозглый братан сурка

      на бутане столбом. Это и есть Internet.

      Но виртуальны не были: набережная, река,

      аттракцион – обозрения синее колесо,

      солоноватые плечи, бережная рука

      и на подушке млечной откинутое лицо.

      Вновь перечтёшь, и тотчас вспомнится наугад —

      призрачной давности, видимый как сквозь сад, —

      непостижимо сладкий, сладостный виноград —

      в пальцах её на клавишах, двадцать секунд назад.

      Чем же дотянешься, «ягодка», до лядвей её, ланит?

      Стисни колени крепче, уйми этот жар планет.

      Чего тебе надобно, старче? Пространство тебя – хранит.

      Буквы займут вакансию. Это и есть Internet.

1 января 2006 г.

      Кафе «Третiй Рiм». Зимний вечер в Ялте

      Остановись, мгновенье! Ты не столь

      прекрасно, сколько ты неповторимо.

И. Бродский, «Зимним вечером в Ялте», январь 1969

      Хотя повырастали из одёж

      Над пропастью во ржи (при чём тут рожь)…

      …

      И всё же это пропасть – пропасть всё ж…

А. Межиров, «Прощание с Юшиным», 1971

I

      Окраина Имперьи. «Третiй Рiм»:

      мы спрятались в кафе – меж временами.

      Глядим на шторм и молча говорим

      о мучениках царственных. Над нами

      бело́ витает облако белы́м —

      четыре девы, мальчик в гюйсе1 синем;

      царёвы дети дочерьми и сыном

      нам собственными грезятся – самим.

II

      Пять ангелов – пять деток убиенных.

      От фото, что в Ливадии на стенах,

      глаз не отвесть! И нового письма

      икона есть, пронзительна весьма,

      в Крестовоздвиженском дворцовом храме,

      куда и мы в смятении и сраме

      всё ж, бледные, ступали на порог —

      о тех скорбя, чью смерть предрек пророк.

III

      Чья смерть страшна, у тех прекрасен лик.

      Но горяча растравленная рана.

      …Анастасiя, Ольга, Татiана,

      Марiя, Алексiй…

                        В случайный блик

      вмещён фонарь – на дамской зажигалке.

      Тебе – эспрессо, мне – с жасмином чай.

      И в поле зренья вносят невзначай

      пернатый трепет голуби и галки.

 IV

      Когда ты ищешь сигарету в пачке

      рукою правой – северной батрачки,

      подаренный серебрян перстенёк —

      на среднем пальце – кажет мне намёк

      на аристократичную фривольность.

      Суп луковый прощаем за сверхсольность,

      поскольку наблюдаем за стеклом

      мир внешний, нас хотящий на излом.

V

      В надрыве, доходящем до истерик, —

      безгрешна чайка с именем «мартын».

      Безгрошным Ялта

1

Гюйс – здесь: большой воротник (с тремя белыми полосками) на форменке – матросской верхней суконной или полотняной рубахе.