Воспоминания военного министра. В. А. Сухомлинов

теряя времени, 30-й Донской казачий полк и казанские драгуны выступили в тот же день, а за ними потянулась и 3-я пехотная дивизия.

      Под Филиппополем в это время уже шел бой; Сулейман-паша отбивался на арьергардных позициях, и Гурко, нажимая на него энергично, отжал его армию к югу от Филиппополя.

      Когда мы подошли к самому городу, то единственный мост на Марице был сожжен, и переправляться приходилось почти что вплавь.

      Сулейман, прижатый к Родопским горам, отчаянно отбивался до поздней ночи и, не желая сдаваться, решил ночью уйти в горы. Артиллерию и обозы взять с собой не было возможности в связи с отсутствием колесных путей на этом плоскогорье, изрезанном глубокими пропастями. Поэтому Сулейман оставил артиллерию и приказал пехоте, прикрывавшей ее, пробиваться к Адрианополю вдоль подножия гор. С остатками армии Сулейман-паша по тропам ушел в горы на юг.

      Когда разведками это выяснилось, решено было захватить их орудия. Казанские драгуны и донцы ночевали вблизи этого парка, и рано утром 7 января казаки Грекова, поддержанные казанцами, атаковали в конном строю турецкое прикрытие, опрокинули его и преследовали в горы.

      Артиллерия успела дать всего несколько выстрелов, пехота же открыла огонь в полном беспорядке, поэтому и потери были незначительны, а 54 турецкие пушки крупповского изготовления очутились в наших руках.

      У селения Карагач и был, собственно, последний акт филиппопольского трехдневного сражения.

* * *

      Старик Скобелев был на седьмом небе и говорил мне: «Вот пусть почитают теперь в Москве про взятые мною пушки, а то пишут мне дуры-тетки: что же ты, батюшка, ничего на войне не делаешь? А сын-то мой какой молодец! Ну да, сын – молодец, сам знаю: в кого же он пошел, герой-то? Вот пусть теперь-то и подумают об этом!»

      Своеобразный, типичный казак был Дмитрий Иванович. После целого дня на коне и массы работы укладываемся спать в одной с ним комнате на соломе. Ему не спится, все зажигает спички и смотрит, который час.

      – Владимир Александрович, вы спите?

      Молчу, притворяюсь спящим, хотя и проснулся. Опять тот же вопрос.

      – Поневоле не сплю, раз вы меня будите, – огрызаюсь в сердцах.

      – А вот надо бы послать донесение Гурко.

      – О чем же прикажете доносить, ведь обо всем уже донесено?

      – А уж это ваше дело, а мое вам сказать, чтобы вы написали донесение.

      Зато приезжаешь с разведки, а обед, собственноручно приготовленный Скобелевым, готов. Стряпал он аппетитно, вкусно – лучше всякого повара. Ординарцем у него был лейб-казачьего полка князь Сумбатов – душа-человек, которого он очень любил. Совсем необычайный был у них фасон дружеской беседы: со стороны можно было подумать, что они ссорятся, в особенности если предметом разговора было кулинарное искусство.

      С окончанием филиппопольской операции войска двинуты были на Адрианополь к казачьему генералу Чернозубову, с Казанским драгунским полком и 30-м Донским. Гурко приказал преследовать остатки