Дедушкины рассказы. Макс Ганин

находилась в глубокой нише, задрапированной темным материалом, защищенная пуленепробиваемым стеклом. При ней постоянно находился недремлющий страж в образе ветхой старушки с пронзительным взглядом.

      – Для чего нужна такая немощная охрана? Это же Лувр! – искренне удивилась Женя.

      – Чтобы не «сбежала», – съязвил я, поражаясь наивности супруги.

      Но, в общем, она была права: попытки выкрасть картину были. Одна из них, например, увенчалась успехом. В 1911 году ее похитил некто Перуджи, в разное время работавший в Лувре стекольщиком. Картина была найдена только через два года. На суде Перуджи заявил, что хотел вернуть ее Италии: он не мог смириться с тем, что картину увезли из Италии во времена Наполеона. Однако суд не внял «патриотическим» убеждениям стекольщика и определил ему наказание в один год и пятнадцать дней тюрьмы. Наказание оказалось мягким потому, что картина сохранилась в хорошем состоянии.

      Мы долго оставались наедине с Джокондой. Казалось, ничто не изменилось на ее прекрасном челе – ни таинственный взгляд, ни роковая улыбка, ни спокойный поворот головы. И все-таки, по незримым признакам чудилось, что с ней что-то происходит. Это почувствовали даже мы, не специалисты: вся картина слегка потускнела, будто на нее набросили полупрозрачную вуаль. Позже догадка подтвердилась: нам сказали, что жухнут краски. Факт прискорбный, но куда денешься, если этой прекрасной даме почти пятьсот лет?

      В зале «Фламандской школы» находились Рубенс, Ван Дейк, Рембрандт, Дюрер, Гойя и другие представители этого направления. Сильное впечатление произвел зал с монументальными произведениями Делакруа, особенно его «Свободой, ведущей народ на баррикады», портреты и полотна на библейские темы Давида, огромные картины Гроса на исторические темы. Зрелище превосходное и как хорошо, что к нему приобщались дети. Школьники – приметная деталь Лувра. Они с неподдельным интересом слушали экскурсовода, усевшись вокруг него прямо на паркет. Так принято. А почему бы и нет? Впрочем, в Эрмитаже или Третьяковке такое вряд ли возможно: увы, и детей много меньше и паркет не той стерильности.

      Мы провели в Лувре более четырех часов, но впервые не почувствовали усталости. Мы были взволнованы, потому что в творениях великих мастеров почувствовали дыхание самой жизни, услышали голос того самого благолепия, которое можно ощутить только у подлинного искусства.

      Выйдя из стеклянной пирамиды наружу, мы снова оказались на дворцовой площади. С незастроенной стороны королевской резиденции возвышался знаменитый парк Тюильри. Некогда этот зеленый массив в центре Парижа с его Главной аллеей служил местом прогулок сиятельных особ, но к 1680 году вотчина французских королей была перенесена в Версаль, и парк стал доступным местом для всех сословий.

      В другой раз, под вечер, я с Сашей прошел парком до площади Согласия и только тут впервые увидел еще одну постройку, относящуюся