Корректор. Валерий Петрович Туманов

понимал, что снадобье не может действовать так быстро, но нездоровая легкость и поверженное успокоение уже расслабили его тело. Руки вдруг оказались развязанными, лежал он на спине, а белый потолок над ним осветился солнцем и заиграл возвышенными тонами.

      Алекс всё не засыпал, разглядывая потолочную феерию. Слабые ассоциации проскакивали в мозгу. То вышка, с которой он прыгал в прозрачный голубой бассейн. То утопленный клевом поплавок, то вырвавшийся из тоннеля поезд, который он видел сверху вниз.

      От стука и щелчка двери потолок побелел. А усевшийся на кровати Алекс удивленно тряс сонной башкой.

      – Ну и что же ты, батенька, натворил? – послышался спокойный и как будто знакомый голос.

      – Я вас знаю? – Алекс разглядывал крепенького невысокого мужичка в халате, лет шестидесяти, с аккуратной бородкой и умным взглядом. Примерно таким Алекс когда-то представлял себе врача-психиатра.

      – Пока нет, но нам неизбежно предстоит познакомиться.

      Минуя кровать, мужичок легонько усмехнулся, и, опустившись на стул перед окном, раскрыл на коленях плотную синюю папку, после чего обратил на Алекса взор.

      – Семён Ильич Сурепа, врач-психиатр высшей категории. Сегодня мне выпало дежурить в этом заведении. Прознав о твоих подвигах, я решил нанести свой визит.

      – Погорячился, виноват. – Алекс чесал двумя руками ноющую припухшую голову. – Я просто хотел уйти. Неужели это невозможно? Я же добровольно пришёл…

      – Ну, батенька, теперь тебя вправе здесь удерживать не семь дней, а значительно дольше.

      – Сколько? – испуганно спросил Алекс.

      – Сколько потребует лечение. Если не отчебучишь чего-нибудь еще, то надеюсь, доктор Кривоспицын за пару-тройку месяцев вернет тебя в строй.

      – Я не выдержу, – взмолился Алекс. – Три месяца здесь? Нет. Это выше моих сил.

      – А что делать батенька? Ради возвращения к прежней жизни придётся терпеть.

      Что-то неуловимое в интонации доктора заставило Алекса поднять лицо и устремить исполненный надежды взгляд.

      – Ведь вы не просто так пришли? Наверняка, есть какой-то выход? Скажите, прошу вас.

      Какое-то время Сурепа удерживал Алекса взглядом столь глубоким, в котором ничего нельзя было прочесть.

      – Две недели, – сказал он, и Алекс вздрогнул. – Плюс пару недель дневных посещений, но уже не в этих стенах.

      – Да. То есть, согласен. Что от меня нужно? Это платное лечение? Сколько? Деньги я найду.

      – Деньги тут ни при чем. Если согласен, то от тебя также потребуются некоторые гарантии.

      – Какие? Я согласен.

      – Ты не должен говорить Кривоспицыну или кому-то еще о нашей встрече и лечении. Иначе договоренность теряет силу.

      Алекс некоторое время соображал молча.

      – Стоп, – произнес он. – А как же Кривоспицын меня выпишет через две недели?

      – За две недели моего лечения ты перестанешь быть интересен Кривоспицыну как объект диссертационной работы. Поэтому выпишу тебя я. И улажу все формальности. Это часть моей