Заставь меня влюбиться. Влюбляться лучше всего под музыку. Лена Сокол

уставился на потолок. – Ты такая…

      – Дерзкая?

      – Да нет же.

      – Какая тогда?

      – Одинокая.

      – Да? – Удивилась я.

      В горле моментально пересохло.

      – И у меня ведь тоже почти нет друзей. – Дима закусил губу. – Ты живешь-живешь привычной жизнью и в какой-то момент вдруг останавливаешься и понимаешь, что люди, которые были рядом – кто они, вообще? И не вспомнят о тебе, если закончатся бабки, или случится что похуже. Ты крут, с тобой хорошо и весело – сейчас, пока ты спонсируешь все их вечеринки. Но если вдруг отстраняешься и хочешь побыть один – ты странный, ты тухлый, ты «вообще-какой-то-не-такой».

      – Это ты про своих американских друзей?

      – Да про всех. – Он дернул плечом.

      – Сочувствую.

      – Фигня. – Дима улыбнулся мне одной из самых ярких своих улыбок. – До этого момента даже не вспоминал о них. Пошли они все!

      Его смех явно был призван перекрыть собой легкую грусть, отразившуюся на лице.

      – А… как там в универе? – Снова спросила я, уже серьезно.

      – А что там? – Перестав смеяться, спросил он.

      – Подружился с кем-нибудь?

      – Как сказать. – Калинин вытянул свои длинные ноги: в этот раз его носки были идеально белоснежными, без глупых рисунков. – Нормальные ребята. Даже странно, что у тебя не вышло найти с ними общий язык.

      – А на парах?

      – На лекции было скучно. Пытался писать, старался не уснуть, но, кажется, уснул – даже дважды. В перерыве был в столовке.

      – Ой, нет…

      – Вот именно. Меня так долго мутило потом! А котлеты…

      – Только не котлеты…

      – Да, я же не знал. – Дима закрыл лицо руками. – Это патроны апокалипсиса, пища сатаны… Если бы хоть кто-то меня предупредил!

      – Бедный. – Хихикнула я. – Хочешь чаю?

      – Давай. – Он лег на мою подушку и уставился в потолок. – Если тебе пока тяжело, сам могу сделать.

      – Мне не трудно, я уже в порядке.

      – Только давай кофе, иначе усну. – Парень заложил руки за голову. – Умеешь варить кофе?

      – Забыл, где я работаю?

      Он улыбнулся.

      – Точно.

      – Так что лежи.

      – Правильно. – Дима зевнул. – Не царское это дело – кофе подавать.

      – Вот наглец!

27

      Когда я вернулась в комнату, он уже спал – на моей подушке. Так сладко и мирно, что все мои внутренности дружно сжались в комок. Калинин лежал на покрывале, поджав под себя ноги, подложив правую руку под голову и вытянув левую.

      Поставив кофе на стол, я накрыла его своей кофтой. Обошла со всех сторон и поймала себя на мысли, что любуюсь. Любуюсь, черт возьми! Он даже во сне был привлекателен: ни тебе слюней из открытого рта, ни храпа, ни губ-вареников. Просто лицо – расслабленное, умиротворенное, спокойное. Длинные ресницы больше не трепетали, заставляя меня вздыхать, и даже маленькие гусиные лапки в уголках глаз, часто появляющиеся в паре с его улыбкой, разгладились и уступили место безмятежности.

      Взяв в качестве алиби Димкины конспекты, я легла рядом. Бросила тетрадки