Заставь меня влюбиться. Влюбляться лучше всего под музыку. Лена Сокол

свои туфли.

      – Ничего, – отозвалась я.

      – Ничего себе ничего! – Рассмеялся Дима. – Бойкая у вас дочь: лезет и лезет целоваться!

      – Что? – Не узнавая свой голос, взвизгнула я.

      – Да. – Калинин положил руку себе на грудь. – Я ей: «Маша, ты же болеешь, гляди, еще и мама смотрит. Давай не будем при ней целоваться?» А она все равно лезет. «Целуй, – говорит, – а то никуда не отпущу!»

      – Дима-а-а! – Краснея от ушей до пяток, взмолилась я. – Такие шутки не уместны при моей маме!

      – Машенька, – взволнованно произнесла она, оглядев меня, – я думала, ты у нас скромная, а ты вон…

      – Да он шутит!

      – Я не шучу. – Уперся Дима, напуская на себя самый серьезный вид.

      Просканировав взглядом нас обоих, мама решила расслабиться. Улыбнулась и покачала головой.

      – А, чуть не забыл. – Калинин передал мне пакет. – Чтобы ты не скучала, буду после обеда.

      Я прижала хрустящий пакет к груди.

      – А как же… – Указала на комнату брата. – Не боишься его?

      – Ты про вашего домашнего Федю Емельяненко? – Отмахнулся он, пропуская маму вперед. – Вы бы его отдали, я не знаю, в смешанные единоборства, что ли. Хоть деньги бы приносил.

      – Ну, приходи, раз не боишься. – Я смущенно закусила губу.

      – Жди меня, и я приду, только очень жди. – Дима вышел в подъезд вслед за мамой.

      – И еще… спасибо за все. – Сказала я и опустила взгляд.

      – Должна будешь. – Усмехнулся он, закрывая дверь.

      Я подбежала к окну. Как ни странно, долгого представления с захлопыванием дверей на это раз не вышло. Калинин галантно открыл маме дверцу своего тазика, усадил на пассажирское сидение и сел сам. Бах! Закрылась, надо же – с первого раза, и с таким же грохотом и треском чудо отечественного автопрома поползло прочь по дороге.

      Бросившись на кровать, я поспешно вытряхнула из пакета все содержимое. «Вау…» На простыню посыпались, запаянные в упаковки чернографитные классические карандаши разной твердости, механические карандаши для скетчинга и огромная коробка маркеров для графики. Даже дух перехватило: где он все это достал?

      Сердце пело в груди, точно маленькая беспокойная птичка, пока я доставала белые листы, доску и усаживалась удобнее. Проглотив скопом все положенные лекарства и запив их водой, я вскрыла набор карандашей. Вот это богатства: самый мягкий из них ложился на бумагу густым черным мазком, самый твердый – тонким росчерком прямых линий. Мои пальцы задрожали в нетерпении.

      Закрыв глаза, я уже знала, кого нарисую. Давно хотела отобразить его таким, каким могла видеть только я одна – настоящим, добрым и сильным. Моим.

26

      Что делает девочка, которая валяется дома с болезнью? Отдыхает, спит, принимает лекарства, медитирует? Неверно. Девочка прихорашивается: принимает, наплевав на запреты, ванную, потом делает укладку «я-к-волосам-не-прикасалась-они-сами-такие-красивые» и наносит капельку духов с цветочным ароматом на запястья – нет, ну а что? Вдруг я каждый день так пахну? И, ужасно нервничая, загибает реснички