Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 2. Анатолий Мордвинов

корпусов, и была, несомненно, искренна, так как истина находилась именно в этих заверениях, присущих складу русской народной души и сознанию русского военного сословия, – все остальное, раньше высказываемое гвардейскими офицерами и светским обществом, было лишь пустой, легкомысленной болтовней.

      В этом отношении малоизвестные иронические слова Пушкина, сказанные о декабристах, несмотря на их столетнюю давность, могли бы быть отнесены, с тою же меткостью, и к нашему предреволюционному обществу⁵⁶:

      У них свои бывали сходки,

      Они за чашею вина,

      Они за рюмкой русской водки…

      Витийством резким знамениты

      Сбирались члены сей семьи

      У беспокойного Никиты,

      У осторожного Ильи…

      Сначала эти заговоры

      Между лафитом и клико,

      Все это были разговоры,

      И не входила глубоко.

      В сердца мятежная наука,

      Все это было только скука,

      Безделье молодых умов,

      Забавы взрослых шалунов…

      Конечно, как в то, так и в наше время бывали исключения, но в общей массе они были ничтожны и проявлялись в дни войны только резче, но не глубже.

      И все же эта болтовня много помогла ужасному делу.

      Становится неимоверно стыдно и мучительно больно, когда думаешь об этих тогдашних криках действительных изменников об «изменниках», окружавших престол.

      Изменники государю, а с ним и Родине находились, конечно, не вблизи монарха, а среди этих людей, стремившихся захватить власть, а потому и больше других кричавших об измене.

      Несколько дней было достаточно, чтобы показать, в какую пучину бедствий ввергло русскую землю управление этих безумных политических деятелей.

      У них не было и простой человеческой совести: люди громкого слова, они своего слова все же не умели и не хотели держать.

      Уверив государя в его полной безопасности и свободе, они уже через несколько часов не постыдились его арестовать и тем предали неповинных людей в руки палачей.

      Бедный Михаил Александрович, наверное, переживал несказанные мучения, когда думал о том, с каким доверием он относился именно к князю Львову, настаивая перед братом о назначении такого человека главою русского правительства. В поступке этих людей, ознаменовавшем начало их властвования, заключалась не одна лишь откровенная измена, в нем было неимоверное более гадливое – предательство исподтишка!

      Но вернусь наконец к своему дальнейшему рассказу.

      В тот воскресный день (5 марта 1917 г. – О. Б.) государь, как обычно, был в штабной церкви у обедни. На этот раз мы пошли туда не пешком, а поехали в автомобилях. Народу по пути было много. Все относились к государю почтительно, а большинство даже и любовно.

      Это ясно можно было прочесть на многих лицах.

      Вскоре после нас прибыла в церковь и вдовствующая государыня, заняв место рядом с сыном, на левом клиросе.

      Протопресвитер