Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1. Анатолий Мордвинов

членов царской семьи, как русских, так и иностранцев.

      Помещение, которое мне отвела в этом дворце гофмаршальская часть, находилось в очень близком соседстве с бывшей квартирой твоих покойных дедушки и бабушки, где провела свою молодость твоя мама. Оно состояло из красивой, уютной, очень большой комнаты, увешанной громадными, во всю стену, картинами Анжелики Кауфман и вмещавшей в себе как спальню, так и кабинет.

      Мебель в ней старинная, светлая, частью из карельской березы, вся бронза и хрусталь были также очень старые, стиля ампир.

      Кроме этой комнаты, у меня была еще небольшая прихожая, ванна и комната для прислуги.

      Твоя мать первые два года оставалась в нашем, купленном после свадьбы гатчинском доме³⁰, но затем переехали и все вы, уже в более обширное отведенное нам дворцовое помещение, которое ты, наверное, хорошо помнишь. Это помещение осталось за мной с разрешения императрицы Марии Федоровны и после моего назначения флигель-адъютантом к государю. В нем застала нас и революция.

      В мое распоряжение был назначен также придворный экипаж, что было особенно приятно для Гатчины, окрестности которой восхитительны. Дворцовым лакеем, приставленным к моей персональной квартире, был старик Владимир Андреевич Лукзен, служивший еще отцу моей жены. Он же находился все время и при мне вплоть революции и даже некоторое время после нее, когда заведующим дворцовым ведомством был назначен вместо министра двора ставленник Временного правительства некий г[осподин] Головин.

      Не только я, но и ты, и мама сохраним, наверное, самое задушевное воспоминание о нашем милом Лукзене, в котором вместе с трогательными особенностями уже исчезнувшего типа старого, добродушного слуги-ворчуна соединялись качества редкого по сердцу и заботливости человека.

      Он происходил из крещенных в православие эстонцев, был чрезвычайно религиозен, «скопидомец» и необычайно нам предан.

      В. А. Лукзен и было то первое лицо, которое в парадной, затканной гербами ливрее, вероятно, нарочито надетой для такого случая, особенно почтительно встретило мое появление во дворце.

      Радость давно знавшего меня старика была все же ясно написана на его лице. С низким поклоном он растворил настежь двери моего «покоя», отступил церемонно назад и торжественно произнес:

      – Добро пожаловать к нам, Анатолий Александрович… Служил долго его превосходительству, а вот теперь, под старость, привелось послужить и вам… Бог вам в помощь на новом месте.

* * *

      Свита вдовствующей государыни, с которой пришлось жить тогда под одной дворцовой кровлей, была очень немногочисленна.

      Она состояла из фрейлин (впоследствии камер-фрейлин) графинь Марьи Васильевны и Аглаиды Васильевны Голенищевых-Кутузовых, Екатерины Сергеевны Озеровой и гофмейстера князя Георгия Шервашидзе.

      Вскоре к ним присоединилась новая «свитная» фрейлина графиня Ольга Федоровна Гейден, а затем, незадолго до начала войны, еще и графиня Зинаида Менгден – сестра кавалергардов.

      Ввиду