Мона. День сурка с демоном. И. Б. Циммерманн

ребрах на пару граммов меньше мяска! Это своего рода тавматургический экзистенциальный кризис от заката до рассвета, – продолжал объяснять Борис и во время своего монолога указывал на отдельные кости, словно Бербель была моделью скелета на уроке биологии, а она явно с удовольствием исполняла эту роль.

      Ведьма, оборотень, вампир и скелет договорились встретиться перед раздевалкой. И то, что в голове Моны звучало как начало неудачного анекдота, отныне стало частью ее повседневной жизни.

      – Тавматургический экзистенциальный кризис? Кажется, это жестко, – ответила она. Во время учебы ей в основном приходилось анализировать несчастные случаи с проклятиями, но ни разу ни с одним из них не встречалась вживую.

      – Заклятый враг пожелал над ее могилой, чтобы… Бербель, ты не против, если я процитирую? – спросил он у скелетихи, и та кивнула. Откашлявшись, Гоненцоллерн снова заговорил: «Пусть он ходит сломленным до конца своих дней, чтобы его кости рассыпались в прах в мучительной агонии».

      В ответ на его слова Мона оскалила зубы.

      Именно об этом открытым текстом предупреждали при произнесении проклятий. Противоречивые, неразборчивые или неясные формулировки приводили к ужасным побочным эффектам. Проклятие можно обратить вспять и таким образом отменить, но ошибочное случайное проклятие – как можно отменить что-то, не зная точного звучания?

      – Я правильно понимаю? Так как Бербель уже была мертва, когда ее прокляли, все вышло наоборот… поэтому ты ходишь по ночам? Как зеркальное «до конца дней»? – уточнила Мона.

      Послышался громкий щелчок, когда Бербель кивнула. С каждым движением женщины-скелета Мона боялась, что у нее из тела выскочит какая-нибудь кость или вообще отвалится голова. Затем Бербель рукой изобразила волну. Мона вопросительно взглянула на Бориса.

      – Этот отморозок неправильно назвал ее пол, когда проклинал… так что будем рады…

      На этой фразе ребра скелета весело зазвенели.

      Вот теперь Мона по-настоящему выпучила глаза. С таким случаем она еще никогда не сталкивалась. Неудивительно, что Бербель особенная.

      – Ну конечно, потому Бербель и не разваливается, как задумывалось, а становится все более и более субстанциональной, – подытожила Мона. Проклятия весьма коварны. – Все вышло наоборот. Из-за невежества врага. – Она не удержалась от радостного «Ха», и Бербель, похоже, была с ней согласна.

      – Наконец-то ведьма, которая разбирается в проклятиях, – похвалил Борис и в наставнической манере положил руку ей на плечо. Его манера говорить, даже жесты, возвышенный тон: сейчас Мона поняла, кого он все время ей напоминал – ее учителя истории в девятом классе.

      – Я хочу домой, – буркнул низкий голос у нее за спиной. Зевающий Бен стоял перед своим шкафчиком и уже вытащил оттуда рюкзак. Его смена тоже подходила к концу.

      – Мы почти закончили. Последними по списку, но не по значимости остались только два художника-призрака. – Борис поднял руку