Привет, дорогой дневник, я из России. Марина Тмин

отдайтесь магии ночи.

      маленькие естествоиспытатели, путешественники, глядят из прошлого.

      и горько плачут.

      9

      время больше не эфемерно – болит, не трогай.

      можно пощупать – не значит, что нужно щупать.

      надвигающаяся весна не облегчает, но скручивает бараньим рогом.

      склоняешься над задачей, состоящей из пирога и супа.

      наблюдаешь, как по стене распускается чёрная плесень;

      время измеряется новыми плесневелыми отростками.

      февраль превращается в первый весенний месяц,

      и дышать становится не легко, но подозрительно просто.

      кислород насыщает мозг, эндорфином бежит по венам.

      грубая прямоугольность шероховатых стен

      заставляет угрюмо пялиться в потолок, ненавидя стены,

      ненавидя систему, утверждавшую, что она – либеральнейшая из систем.

      и думать:

      если переиграть? отозвать ходы, время перевернуть?

      пожертвовать, например, слоном, в попытке пресечь бесконечный шах?

      голову наполняет густая, едва различимая муть.

      время спрыгивает на стол, и стрелки нелепо топорщатся на часах.

      время больше не эфемерно. вот кровь и плоть.

      садится напротив тебя, фигуры со знанием расставляет.

      подкуривает и отсчитывает: «королева – четыре, пешка – год».

      не на жизнь, а на смерть, не на смех, на годы твои…

      играем?

      вдали от дома человек человеку – брат,

      каждый встречный – иное, но всё же – родное племя.

      подымается грудь, как если бы был домкрат.

      очень искренне: рад. я сердечно рад,

      что столкнулись именно в это время.

      время…

      свой, чужой, дилетант, дезертир, предатель…

      можно выдохнуть, взять «казбеги», экмек, перно.

      над водой всех рек всего мира ногой болтать,

      была бы такая профессия – ногоболтатель,

      я бы работал без передышек, без всяких «но».

      я бы человека разглядывал без конца.

      слушал бы, как он без устали говорит о том, о сем.

      может, через годы не вспомним черты лица,

      но

      мы друг другу оставим зарубинки на сердцах.

      просто так.

      даже если никого этим не спасём.

      эскиз

      это же можно все коротко и хлестко,

      в двух словах набросать простой эскиз,

      сбросить до заводских настроек, хвостик

      кометы подоткнуть одеялом, под которым мордой вниз —

      святая троица сливается в индивид,

      человечишко становится расс-трое-н,

      человечишко: «хочу – человечищем», говорит.

      под роялем шалаш построил.

      раскраивается и утраивается сознание, попеременно

      утрачивается способность к аминю и на авось.

      желание выкрикивается в ушную раковину вселенной —

      чтобы наверняка сбылось.

      если допустить,

      что

      пребывание в этом измерении окажется безальтернативным,

      нам