Дорога правды. Ксения Росси

давал мне порой такую крошечную свободу, которой тогда я была рада, трогать телефон без разрешения, для своих нужд, я не имела права.

      Горло саднило при каждом сглатывании, а конечности, словно сахарная вата, казалось, еще немного, и повалят меня на пол. Уже почти добравшись до места назначения, я прислушалась, чтобы удостовериться – дедушка не решил остаться или вернуться неожиданно домой. Ни того, ни другого, я решила, не произошло. Помню, как я взяла в руки телефон и уже поднесла трубку к уху, даже успела сказать несколько слов, навроде: «Больница… Пожалуйста…»

      Как вдруг… Резкий рывок назад, и телефон отлетает прямо на пол, где продолжает лежать до следующего дня. Не понимаю до сих пор, как я упустила тот момент, когда дедушка успел вернуться в дом, а я не услышала его приближающихся шагов. Через переднюю дверь он не заходил, я бы точно его увидела, но задняя старая дверь, ведущая во двор, была закрыта на замок. Неужели он так бесшумно сидел в кладовке?

      Даже сквозь полузабытье, могу легко вспомнить его бешенный взгляд и слова, которые он повторял будто в истерике..

      – Мелкая дрянь, ты звонила в полицию? Ты вызвала сюда копов? Они приедут… Точно, да, я уверен, что ты это сделала, точно уверен. Девчонка, я же говорил им… Так нельзя, а ты, ты все испортила, надо было… Надо было меня слушать! – этот безумный монолог не заканчивался, а старик в это время ходил по комнате и даже засунул палец в рот, покусывая ноготь. Теперь этот монолог кажется мне страннее, но, возможно, в тяжелом состоянии я просто могла запомнить что-то не так.

      При чем здесь полиция и почему первыми его мыслями стали именно эти, еще предстояло размышлять. Одно я знала наверняка – в тот момент он испугался, как никогда, и я даже не могла подумать, что он может не справиться с собой. Так заволноваться и потерять контроль… Тем более, однажды я видела человека, который напоминал полицейского, в точно такой же темно-синей форме, он выходил из нашего дома, и дедушка даже пожимал ему руку. Но сейчас… Даже несмотря на мои жалкие попытки убедить, что я позвонила всего лишь его другу, что легко проверить, не принесли результатов. Он схватил меня за шиворот и приволок обратно в комнату, а потом принес пахнущие гнилью доски и заколотил окно. При этом он не произнес ни слова. Я тоже сидела и молчала, проваливаясь в неглубокую дрему и думая, что же хуже, когда он кричит или же… Когда остается бесшумным. На этот вопрос у меня был готов ответ сразу же после того, как он вышел из комнаты и захлопнул дверь, следом подперев ее с другой стороны то ли шваброй, то ли просто палкой, благо ключей от всех комнат у него не было. Он просто ушел, оставив свою заболевшую внучку наедине с темнотой…

      Не знаю, прошел тогда день или даже пара дней – пока я сидела одна, закрытая, Джон приносил мне еду и не обделял меня лекарствами, которые уже давал мне ранее. Каждый раз аромат, исходивший из этой трубки, менялся, заставляя глаза слезиться, а губы неметь, но такова была плата за мою болезнь – таково было лечение. Все