Черное сердце. Тара Пэмми

на боль. Она трясла его все сильнее. Главное – разбудить его, спасти от смертельной хватки, сковавшей его тело.

      Его стон ранил ей душу острым дамасским клинком. Должен же он, в конце концов, проснуться.

      – Проснись же, habibi, – прошептала она. Так же она будила брата Васима, когда шесть лет назад умерла их крестная мать. – Тебе просто снится кошмар. – Она хватала руками его голые плечи, теребила высокие скулы. Повторяла одни и те же слова, а он лишь крутил головой влево и вправо. – Пожалуйста, проснись, – взмолилась она.

      И вдруг он замер. А еще через мгновение открыл глаза. Никогда в жизни Зохра не видела таких красивых глаз.

      Ее сердце буквально вырывалось из груди. Он все еще держал ее за запястья, а она глядела на него, не моргая. Но теперь и он глядел на нее.

      Да, это были самые красивые в мире глаза. Золотые зрачки с вкраплениями меди и бронзы. И длинные черные ресницы. Но не мертвая холодность этих глаз заставила ее замереть. А боль в их мрачной глубине. Мужчина зажмурил глаза и снова открыл их, словно проверяя, реальность это или сон.

      И вдруг его взгляд изменился. Настороженность в нем сменилась любопытством. Он изучил ее глаза, нос, остановился на губах. И вдруг эти глаза загорелись огнем тысячи солнц. Он отпустил ее руки, и Зохра откинулась на изголовье кровати, гулко ударившись головой.

      Он сел на кровати, обхватив руками колени:

      – Кто вы?

      Его голос звучал хрипло, с надрывом. Было ясно, что до ее прихода он долго кричал.

      Сердце в груди Зохры сжалось.

      – С вами все в порядке? – спросила она, протягивая платок к его влажному лбу.

      – Какое вам дело?! – прорычал он. – Я давно отпустил охрану. Мне обещали, что никто не войдет в это крыло без моего ведома. Так какого же черта вы тут делаете?

      Так вот почему ее не остановили. А он сделал звук телевизора невыносимым, как будто знал, что…

      Зохра нахмурилась:

      – Я подумала, что вам плохо. И решила помочь.

      – Я мог ударить вас.

      Она машинально опустила рукава туники.

      Его лицо было холодно, как цемент. Он больше походил на древнюю скульптуру бога войны. Лишь движение ноздрей и пылкая злоба в глазах свидетельствовали, что перед ней живой человек.

      – Включите свет, – скомандовал он.

      Зохра наклонилась к настенной лампе и нажала кнопку. Тело отказывалось повиноваться, словно было чужим. Яркая лампа осветила его лицо.

      Айан бин Рийааз аль-Шариф, новый коронованный принц Дагара. Она представляла его другим. «Принц-безумец», – шептались о нем в кулуарах сийадского дворца. Но она не видела в нем признаков безумия. Наоборот, принц смотрел на нее умным, пусть и холодным взглядом.

      Существовала лишь одна его фотография, да и та нечеткая. Снятая восемь месяцев назад по поводу возвращения принца в Дагар. За пять лет до этого он был объявлен мертвым, так же как его старшие брат и сестра. Жертвы подлого террористического нападения.

      Больше о нем ничего не знали. Принц никогда не появлялся на