Я Бога вывожу за скобки. Георгий Александрович Куниловский

в молодости, гордо и беспутно,

      Она была красива и смела

      В то утро.

      И он спросил её: – Могла бы ты

      Взамен стареть и горбиться годами,

      А я от старости бежать, как от беды;

      Иль всё, о чём беседуем с богами –

      Одни мечты?

      – Нет, почему же, – отвечала тень. –

      Такой обмен возможен, но с ним вместе

      Отдать ты должен мне всё честь по чести,

      Что приобрёл. При этом каждый день

      Потери будут длиться лет так двести, –

      Предупредила тень.

      – И что я потеряю лет… за двадцать?

      – А что имел: друзей, любовь, жену.

      За идеалы перестанешь драться.

      За осень будешь принимать весну.

      Зато все двадцать лет – тебе награда.

      Ну, соглашайся.

      – Нет, подумать надо.

      А вот скажи: еще за тридцать лет

      Что потеряю, может что оспорю?

      – Переживешь детей. В излете лет

      Они уйдут, а ты предашься горю.

      Зато стихи польются водопадом.

      Ну, соглашайся.

      – Нет, подумать надо.

      А вот вторые двадцать, что они

      Года те унесут – возможна ль слава?

      – Твои стихи забудут, извини.

      Но прежде будут бить их слева, справа.

      Из всех стихов останется баллада.

      Так что с обменом? Если да – рискни…

      – Довольно, тень. Мне ничего не надо.

      Ноябрь 2017г.

      КОНЕЦ РОМАНТИКЕ

      Нет денег на обувь. На куртку нет денег – тем паче.

      Любовь умерла, и исчезли все старые дружбы.

      Два года служил он, вернулся из точки горячей.

      Остался один институт, где учился до службы.

      Вот плохо одетый зашел он в огромную залу,

      Где лекции слушал профессора о символизме.

      Звонок. И заполнили залу ту малу-помалу

      Красивые девочки-мальчики, баловни жизни.

      Всё тот же профессор читал им стихи Гумилёва,

      Пытаясь в стихах показать красоту акмеизма.

      И девочки-мальчики явно старались все «измы»

      В тетрадь записать, чтоб запомнилось каждое слово.

      А он просто слушал и думал: « От жизни далёко.

      Чтоб так все туземные страсти лились водопадом –

      Поэт приукрасил. Понятно, ему одиноко,

      Как мне одиноко, когда никого нету рядом.

      Но что-то в стихах этих есть. Может, запах пустыни?

      Иль шорохи ветра в оставленном наспех жилище?

      А может быть краски – от охры, оранжа и синей

      Болит голова до сих пор. И еще много нищих.

      Вот нищие те, их столетия не изменили

      Как видел поэт, так увидел и я их отрепья.

      От нищих в России их вид независимей. Или

      Скорей благороднее нищее великолепье.

      А что до пустыни, то там по-другому стреляют.

      И нет, чтобы кто-то скакал на верблюде двугорбом.

      И девочки-мальчики вряд ли себе представляют,

      Как их однолетки лежат с перерезанным горлом…».

      Он вспомнил всех мертвых . И дактили, ямбы, хореи

      Пустою