Оливия Лэтам. Джек Реймонд. Этель Лилиан Войнич

частью грозного и сурового великолепия этого мрачного края.

      Оба друга все еще спорили, когда дорога, огибающая озеро, привела их к холму, круто поднимавшемуся над водной гладью. Аллея высоких лип в цвету вела от озера к усадьбе, стоявшей на вершине холма. Невысокий, неправильной архитектуры дом, сложенный из грубо обтесанных бревен, с покосившимся крыльцом и обветшалой верандой, сохранял, несмотря на свой запущенный вид, какую-то жалкую благопристойность и внушительность. Казалось, он надменно возвышается над убогим селом, притулившимся внизу у озера, и презрительно говорит: «Да, люди, жившие в моих стенах во времена крепостничества, могли неделями не мыться и не соблюдать элементарнейших правил приличия, но зато они были так изысканны, что считали унизительным обслуживать себя сами, когда для этого было достаточно высечь или припугнуть любого из рабов». Многочисленные службы вокруг барского дома – людская, кухня, баня, сараи, погреба – еще больше подчеркивали мнимое великолепие усадьбы. Конюшни были предусмотрительно выстроены на некотором расстоянии от дома, чтобы крики избиваемых крепостных не беспокоили чувствительный слух дам. Из чувства той же предупредительности в отношении нежного пола высокие деревья скрывали от посторонних глаз небольшое строение позади конюшни. Домик этот, отведенный теперь для Владимира и Карола, назывался в старину «павильоном» и предназначался для очередной любовницы всесильного крепостника. Поскольку таковой бывала обычно простолюдинка, а не чувствительная дворянка, то считалось, что крики и стоны, доносившиеся из конюшни, не будут нарушать ее спокойствия. В этом особняке очередная избранница сердца помещика – какая-нибудь привезенная из города белошвейка-француженка или цирковая наездница, а чаще всего жена или дочь бесправного крестьянина – проводила в томительном безделье дни своей юности, жевала дешевые сладости и толстела. А потом, как только показывались седые волосы или внимание господина привлекала новая жертва, ее выгоняли прочь. Если она была нездешняя, то уходила в ближайший город, собирая по пути милостыню, а если крепостная – то перебиралась на житье в грязную людскую и до конца дней своих выполняла самую черную работу. Хозяйка усадьбы не давала ей проходу попреками, и если несчастная пыталась роптать, то попадала, в свою очередь, на конюшню.

      Карол указывал Оливии на различные постройки и объяснял, для чего они первоначально предназначались. Он поднимался на холм пешком, чтобы облегчить подъем утомленным лошадям, и молча слушавшая Оливия последовала его примеру. Телега двигалась рядом, и Оливия смотрела на лицо Владимира, озарявшееся тихой радостью при виде каждого знакомого дерева. Глядя на подвижные, выразительные черты Владимира, она не могла не удивляться жестокой иронии судьбы, сделавшей такого впечатлительного человека наследником этого обреченного владения.

      Старая тетушка и пятеро детей стояли на крыльце, ожидая прибытия гостей. Оба брата еще не окончили