Чужой бог. Евгения Берлина

крикнула ей соседка Степанида Львовна, – что за наследство получил ваш муж?

      Соня открыла кошелек – он был пуст, она истратила даже те деньги, которые утаивала от мужа.

      «Был поцелуй, – со злобой подумала она о жильце, для угощения которого и были истрачены деньги, – был долгий поцелуй в темноте, робкие губы мальчика, сердечная сладость».

      Она сунула кошелек в карман юбки и тяжело пошла к дому, раскачиваясь.

      Курица сомлела от страха и слабо кудахтала. «Разорение, – думала Соня, – дорогая еда, поездки в Котовск и Одессу, тихий вежливый смех, я продаю шубу и брошь мамы».

      Она вошла в свой дом. Жара тяжелой пылью висела в комнатах.

      «У меня взяли за долги дом, профсоюз выгнал меня с работы, я нищенка, кутаюсь в серый платок и еду к нему в Харьков», – она так ясно представила себе общий вагон, толкотню и себя с сумкой, в которую был кое-как затолкнут последний скарб, что вспотела.

      «Михаил давно меня бросил, ушел к Степаниде Львовне, и они с террасы смотрят мою любовь».

      Соня села на стул и замерла, возле ее ног ходила курица. Вдруг на террасе хлопнула дверь, и вошел жилец. Он увидел покупки и одобрительно сказал:

      – Ого, какой обед будет, – и уселся на стуле нога на ногу, готовясь начать разговор. – Меня отпустили с работы, – сказал он. – У меня температура.

      Соня молча посмотрела на него, потом на курицу. Курица внимательно взглянула на нее – мудрость была в обоих взглядах.

      – А руки холодные, – сказал Леонид и дотронулся до ее руки холодными пальцами.

      «Чужая комната, розовые обои, – думала Соня, – крики уборщиц в коридоре и холодные руки этого мальчика».

      – Вы будете меня лечить? – весело спросил Леонид. – Хоть меду дайте. А с меня – к закуске.

      Он подмигнул Соне, потом курице. «Гостиница на окраине Харькова, золоченый карниз, плохое белье, – думала Соня, – ожидание, вечное ожидание и город, как балаган, за окном».

      Леонид сказал игриво:

      – Вы все-таки жестокая женщина, Сонечка.

      «Измена, – подумала Соня. – У него девчонка в Харькове, он бегает к ней, и все вечера я сижу одна. И нет покоя».

      Леонид с обидой еще раз взглянул на нее, встал и подошел к одному из широких окон террасы.

      Соне был виден его затылок, аккуратно уложенные волосы и просвет белой кожи между темной полосой волос и синим воротничком рубашки.

      «Убийство, – вдруг подумала Соня и вздрогнула. – Неудачная попытка, испуганные глаза и кровь на этой нежной шее».

      Ей стало холодно, озноб пробежал по ее телу.

      – Это спектакль, – громко сказала она. Жилец обернулся на ее голос.

      – Я снимаю вас с комнаты, ко мне приедет родня из Каменца-Подольского, – хрипло сказала Соня.

      Вскинув голову и презрительно улыбаясь, Леонид пошел в комнату. Скоро он уже уходил со своим клетчатым чемоданом, и слабые плечи его были приподняты.

      Соня долго сидела неподвижно, потом вздохнула, убрала еду со стола и пустила курицу гулять в свой маленький дворик. Вечером Михаил спросил у нее:

      – Зачем