Певчий кенарь. 1990-й год. Александр Леонидович Леонидов (Филиппов)

и литературу. Им – по пройденному материалу – был знаком брутальный накал взаимной ненависти властей и народов. Они зазубривали – и зазубривая, сомневались, что такое может быть – вулканическую энергетику «прежних войн и смут».

      Но жили они совсем в другой среде, и видели вокруг себя совсем другое: равно-сибаритское бессилие верхов и низов, вполне себе взаимный маразм маслянистой податливой уступчивости. В год окончания школ поколением Кенарева осаждённые во власти дряблые улыбаки изнывали в томном ожидании своих победителей, чтобы вручить им ключи от крепости. Но и осаждающим было «вломы» являться на триумф. Всё подвисшее ждало способного на решения – пусть даже самые чёрные – человека.

      Там, посреди всеобщего недоразумения, среди мусора предыдущих символов вер – и затерялся очень удачно «липовый» саксофонист Сергей Кенарев…

      IV.

      Получилось, как будто в изначальном плане: Сергей Кенарев умер, растворился, распался на молекулы, вместо него появился Артур Арктур-второй, человек, вполне из плоти, из крови, и даже с аппетитом, с потребительскими потребностями – но… живущий первый день на белом свете.

      Страх от вечернего дебюта прошёл быстро: публика вечернего ресторана в угаре сумерек была разгульной, хамоватой, но добродушной, она поддержала нового саксофониста аплодисментами, нестройными криками, кидала в него чем-то съестным, но не обидно, как это смотрелось бы в Европах, а поощрительно.

      Под конец программы нового Артура Арктура пригласили к столику неких нижневартовских коммерсов, страшно там напоили, отчего решилась другая проблема Серёги: где «теперича» жить? Не было бы счастья – да несчастье помогло. Пьяного саксофониста при закрытии ресторана отволокли в коптёрку к ночному сторожу, и уложили там на топчане, где он всю ночь болел, страдал и ворочался, но никого, кроме вышеупомянутого сторожа, тем не беспокоил. И даже было видно, что такая практика пригревать пьяных лабухов для этого ресторана не внове!

      Город, вроде бы, и большой, но живут в нём люди кучно, общинами: учатся и работают в тех же кварталах, где и живут, на другую сторону улицы – носа не высовывают. А по нынешним нравам – туда и опасно соваться: спросят, с какого района, и навалять могут…

      Оттого в этом городе про знакомых знают всё. А ничего не знают только о совсем уж незнакомых. Идёт-гуляет шепот бывших одноклассников:

      – Слыхали, Серёга Кенарев из дома ушёл…

      – Да ведь дома у него, строго говоря, и не было… Так, какое-то стойло Софья Власьевна выделила для своего рабочего скота по ордеру…

      – Плохи же дела у этой вашей Софьи Власьевны, если у неё такой рабочий скот, как Серёжа Кенарев! Он же тунеядец, где сядешь, там и слезешь…

      – Да уж, Кенарь – как индеец: убить можно, поработить никогда!

      Были и насмешливо-бытовые голоса:

      – Ушёл, конечно, держи карман шире! А как же он талоны на продукты