Инстинкт свободы, или Анатомия предательства. Страшный роман о страшном 1991-м годе. Александр Леонидов (Филиппов)

большинство. – объяснял Кравино Бековой, подливая вина – Но вот беда – они все внизу. Потому что хорошие люди. А верхушка – везде верхушка. Потому что общие принципы комплектования верхов везде одинаковы…

      – Ну почему так? – ныла Азира, уподоляясь капризному ребёнку – У нас же другое общество… Совсем другой уклад… Был… А получилось в итоге то же самое…

      Кравино указал на самую середину банкетного стола, где на серебряном чеканном блюде, обложенный овощами, неприятно, плотоядно скалился в некротической улыбке отварной поросёнок под хреном. Хреновый поросёнок – и жизнь хреновая… Есть что-то мерзское в этой давней традиции – класть отварного поросёнка, как живого, так, что если не присматриваться – он кажется уснувшим…

      – Поросёнка на стол – сказал босс – можно получить тремя способами. Вырастить самому – долго, нудно, трудно. Обменять на что-то, что сам вырастил – долго, нудно, трудно. Отобрать силой: быстро, легко, весело. Больше всех поросят у тех, кто идёт третьим способом. Поняла?

      – Поняла. Поняла, что мне теперь нужно найти способ это развидеть, это ж жить невозможно, когда такое знаешь!

      – Не получится, малыш! Раньше надо было широко закрывать глаза, до того, как сюда пришла… А теперь, как ни крути, тебе с этим знанием жить до конца дней твоих…

      Жизнь и так составила гнусный и непостижимый ребус, но, в довершении беды, глодала её внутренним огнём неуместная, совершенно немыслимая, абсурдная, но испепеляющая всё любовь: «Что мир весь рядом с ним, с его горячей плотью…». А разрешилась эта неземная любовь – грязной случкой в отельном номере: ирония судьбы чаще всего проявляется в виде чёрного сарказма.

      Даже самый прозаичный «интим» накладывает некоторые деформации на служебное поведение сотрудников. К изумлению коллектива, Азира стала потявкивать на Кравино, что уже само по себе удивительно. Но ещё более изумляло, что он это терпел… И по-прежнему давал ей дела-головоломки, как будто ей головоломок в жизни не хватало!

      ***

      В смутной, как густой туман, полупрозрачности стены, сбоку от входной двери, нарисовалась расплывчатая фигура, в которой Бекова по размашистому шагу приближения узнала «Нитрата». У неё был сюрприз – «рояль в кустах». Не поленилась сделать запрос в библиотеку, и теперь попыталась застать его врасплох.

      У неё в руках ловким жестом – выставленная перед ним – появилась красиво оформленная книга «ин фолио», цветная, глянцевая «Фаберже в России: каталог и комментарии» за авторством некоего кандидата искусствоведения Павла Нерадова.

      – Паш, это не ты?

      – Нет. Это другой Павел Нерадов. Он давно умер.

      – И где похоронен? – с подначкой спросила Азира, подозревая обман.

      Обман тут же и вскрылся:

      – Вот здесь! – постучал Нитрат себя кулаком в районе сердца…

      – Я так и поняла. Это ведь ты картины для Дорофеева готовил?

      – Я – кивнул Нитрат, не вдаваясь в позорные для него подробности.

      Операция