Инстинкт свободы, или Анатомия предательства. Страшный роман о страшном 1991-м годе. Александр Леонидов (Филиппов)

запредельной ценностью. В нашем же обществе ни изображение на полотне, ни возраст полотна не могут составить самостоятельную стоимость, в чём я сполна убедился. Это средство обмана, как и всё остальное. Те, кто делает вид, что ценит антикварную старину – на самом деле ценят только деньги и связи. Для своих нанимателей Рафаэль был лишь плохонькой заменой фотоаппарату. И с появлением цветной фотографии живопись объективно потеряла смысл. Превратилась в очередную площадку разведения лохов».

      – И старина Нитрат решил быть с теми, кто в сердцевине всего! – понятливо и насмешливо покивала Азира.

      – Ты даже не представляешь, какое это ценное приобретение! – ответил Кравино. – Заманить настоящего антиквара на нашу зарплату – почти невозможно! Если только из идейных соображений… Объём его знаний уникален и колоссален, методы работы нетрадиционны, а качество аналитики и оценки от антиквара требуются такие, что следователь против них – всё равно, что плотник супротив столяра!

      Когда Азира пропиталась страданиями Нитрата, Кравино пододвинул к ней другое дело. Сочинение на заданую тему писал уже Клокотов: бывший гроссмейстер шахматного спорта. Если Нитрат считал Рафаэля «плохим суррогатом фотоаппарата», то Клокотов в определённый момент посчитал шахматистов плохой заменой электронно-вычислительной машине.

      «Компьютеры играют всё лучше, и близок час, когда ЭВМ обыграет чемпиона мира по шахматам. Что тогда? Мы превратимся в трилобитов под стеклом музея, в примитивную форму жизни, на которую брезгливо посматривает превосходящий нас Разум?».

      Клокотов, которому сулили великое шахматное будущее, покинул мир большого спорта, и, психологически надломленный, умолял в своём «сочинении» принять его на службу в военно-финансовую разведку. «Потому что больше в мире нет ничего настоящего: только война и деньги. Остальное – лишь инструменты обмана, используемые военными и финансистами».

      – В неприятную и сомнительную компанию я попала! – грустно улыбнулась Бекова. – Главное, чтобы папа не узнал! В кого ни плюнь – все разочаровались в красках жизни, в гранях духа! И пришли к выводу, что на самом деле существуют только деньги, а всё остальное – показуха за них! Они же, но инкогнито!

      – Поживи подольше, малыш, поработай с нами, изучи людей, и, может быть, ты не так сурово осудишь эту теорию строения общества!

      ***

      Здание в Готторпском переулке словно бы спряталось, а точнее сидело в засаде, умело укрытое тополиным сквером, отчего летом было, как в снегу, в белом хлопчатом пухе тополей. Неуместный в новых временах армейский римский ампир делал этот особняк похожим на сурового отставника в военной рубашке, военного пенсионера, из командира ставшего вахтёром.

      На стенах, под зелёной маскировочной штукатуркой – рельефные медальоны в виде советских звёзд в венках боевой славы, на фронтоне лепнина, уже тронутая эрозией: советский герб и склонившиеся к нему флаги. Казалось – как-то траурно склонившиеся,