Жилины. История семейства. Книга 1. Владимир Жестков

описал, да вот меня память подводить стала; то, что он Егорьев день указал, помню, а подробности запамятовал – в тот день это произошло или чуть раньше, а может, позже. Хотя сейчас это вряд ли важно. Хорошо помню только, что это посредине дня случилось. Весь народ в поле трудился – и мужики, и старики, которые ещё хоть чем-то могли в работе помочь, да и детишки мужеского пола лет с десяти, а то и с восьми. А бабы с девками на огородах спины не разгибали. Пора настала садить свёклу с морковью да репу с брюквой, про лук с капустой тоже не надо забывать. Что-то прямо в землю сажали, а что-то по горшкам сеяли, чтобы позднее, когда рассада поднимется, на грядку пересадить. В общем, пустой деревня в тот день была. Одни немощные старики да детишки малые, несмышлёные. Да и те по большей части в избах находились.

      Отец снова замолчал и всё свой взгляд с одного дома на другой переводил. И такая тоска в этом его взгляде промелькнула, что меня даже передёрнуло всего.

      – Ну ладно, это всё лирика, – сказал отец непонятно к чему. Скорее всего, на свои мысли откликнулся. – Давай продолжать, а то солнце, смотри, с макушки сползло и уже в сторону горизонта покатилось. Домой в темноте возвращаться придётся.

      Сказал и снова замолчал. Потом встрепенулся и заговорил:

      – Погода в тот день приличная стояла, тёплые дни пришли. Небо, правда, пасмурилось, что в это время года обычное явление. Вдруг поднялся сильный ветер и вдалеке громыхать принялось. Вроде это Тютчев так любовно про грозу в начале мая писал? – обратился он ко мне, кивок отметил и дальше речь повёл: – На грозу посмотреть и даже под неё попасть – милое дело, особливо когда взмокнешь от тяжёлой работы, а тебя, как из лейки, ливень поливает. Я по молодости лет тоже любил под проливным дождём в жаркий день побегать.

      И он снова умолк. Молчал и о чём-то сосредоточенно думал: то ли молодость вспоминал, когда попасть под ливень доставляло удовольствие, то ли обдумывал, о чём и в какой форме рассказывать дальше. Я его не торопил. Сам спиной к колодезному срубу привалился, ноги вперёд вытянул и постарался предельно расслабиться. Обычно в такие минуты, которые, к сожалению, нечасто случаются, толковые мысли в голову приходят. Вот и тут ко мне одна дельная идейка касательно моей работы вернулась. Первый раз она в мою голову забралась в тот день, когда мне повезло и я посерёдке окияна-моря ставридку на «самодур» ловил. Я катушку спиннинговую что есть мочи крутил, смотрел, как серебристая цепочка рыбёшек, сидящих на крючках, из глуби морской к борту катера поднимается. «Десять штук, полная загрузка», – подумал я и тут вижу – предпоследний крючок пустым болтается. «Ладно, – махнул я рукой, – девять – тоже хороший улов». Вот тут та мысль мне в голову и залетела. Наверное, она на том, казалось бы, свободном крючке сидела, но задерживаться там не стала, а сразу же ко мне в голову шмыгнула. Я её раз десять затвердить старался, думал, до конца жизни не забуду, так нет, вечером попытался вспомнить – без толку. А вот тут стоило мне расслабиться, она и всплыла. Только я решил над ней подумать хорошенько, как папа вновь