И жили они долго и счастливо. Алёна Селютина

пожевала губы, непонятным взглядом провожая непрошеного гостя. Лицо ее вдруг стало совсем старым, скорбным, и Василиса подумала, что Яга, должно быть, тоже прожила уже немало веков.

      – Правда, – наконец ответила она. – И он заплатил за это страшную цену. А теперь давай в дом, у меня травы не разобраны.

      Больше Яга не прятала Василису, хотя явно не радовалась их встречам с Кощеем. Василиса, если попадалась ему на глаза, все так же тупила взор и отвечала односложно.

      – А правда, что он дев ворует? – спросила она однажды Ягу.

      – Глупости не говори, – со злостью выплюнула старушка. – И давай поменьше о нем думай, да побольше делом занимайся. Как ты собираешься освоить волшбу, если не можешь справиться с уборкой?

      И Василиса старательно продолжила выметать из избы сор.

      Шло время. Кощей перестал обращать на нее внимание, лишь однажды, задержав взгляд, вдруг спросил:

      – Ну что, девица, петь еще не научилась?

      Василисе стало обидно. Она ведь хорошо пела – конечно, не лучше всех в селе, но, если больше никто не хотел, могла и запевалой выступить. И ничего, подхватывали. А тут… Да и Кощея она уже перестала бояться. Ездит почти каждую седмицу, иногда реже, но ни разу слова худого не сказал.

      – Научилась, – тихонько ответила она.

      – Вот и ладно, – вздохнул Кощей.

      Хорошо хоть не попросил исполнить чего.

      А потом настало ее шестнадцатое лето. Отец позвал на разговор да прямо и заявил, что больше тянуть с замужеством не будет.

      – Неволить не хочу, – сказал он. – Говори, коли кто люб, но, ежели нет такого или не по нраву мне придется, сам тебе мужа приведу.

      Василиса обмерла, но призналась, что нет никого. Отец отослал ее, и она бросилась в Лес, к Яге, выплакаться.

      Яга, вопреки своему обыкновению, долго гладила по голове, а потом сказала странное:

      – Что ж, может, и к лучшему.

      – К лучшему? – вскричала Василиса. – Замуж? Да знаешь ли ты… У большухи в черных девках ходить, перед мужем на коленях ползать, что я – не видела, не знаю?..

      И снова ударилась в вой.

      – Зато солнце будешь видеть. А коли совсем жизнь не мила станет, приходи сюда. Лес тебя укроет.

      – Если я клятву дам, то придется держать, – сама не ожидая от себя такой серьезности, ответила Василиса. – Ежели клятву дам… ежели женой стану… то уже навеки. И мужа я не брошу, не предам. Не могу я на батюшку такой позор навлечь, он всегда ко мне добр был. А муж? Каково ему будет?

      – И правда, каково будет мужу? – раздалось задумчиво от двери, и Яга с Василисой резко обернулись. На пороге стоял Кощей. Лицо его было странно напряжено, и он остервенело тер левое запястье и, кажется, не замечал этого.

      – Каково будет мужу, которого предала жена? И что же ты, Василиса, и правда будешь хранить клятву, даже вырванную против твоей воли?

      Василиса оробела, но не ответить на этот вопрос было нельзя.

      – Буду, – шепнула она.

      – Так иди замуж