Дымка. Черный Красавчик (сборник). Анна Сьюэлл

вдоль его плеча. Покамест куст двигался, он казался Дымке чем-то страшным, но когда Клинт снял с него веревку и поднес его к морде лошади, Дымка, казалось, устыдился собственной трусости. Подгнившие пни, ветки, обломки старых повозок – все, что можно было тащить или двигать, – вокруг всего обвивались кольца веревки. Все, что было достаточно легким, Клинт подтягивал к Дымке и всякий раз показывал ему, что шарахался он и брыкался зря, пока наконец не рассеялись страхи. Ничем, кроме храпа, не выказывал теперь Дымка испуга, каким бы гостинцем ни угостил его Клинт. Тогда Клинт заарканил старую жестянку из-под дегтя и с грохотом притащил ее Дымке под самую морду, но и тут лошадь не сдвинулась с места.

      Дымка научился тащить веревку вперед и волочил за собой груз весом с годовалого телка. Потом Клинт научил его стоять на месте, держать веревку натянутой до тех пор, пока легкими ударами по ней ковбой не давал знак, что веревку можно ослабить. На все это нужно было время и время, и ковбой давал Дымке в день лишь одну только крупицу знания, но крупицы эти мало-помалу собирались вместе.

      Сердце Клинта радовалось при виде того, как Дымка успевает в ученье, как его маленькие уши ходят взад и вперед, а глаза не пропускают ни одного движения, ноздри дрожат, почуяв новое. Ковбой был счастлив, замечая, что лошадь все больше и больше доверяет ему, а одно его слово или прикосновение руки разрешают ее сомнения и успокаивают страх.

      Однажды Клинт пригнал стадо рогатого скота и дал Дымке несколько уроков по обращению с быками и коровами. Он въехал на лошади в стадо, отогнал в сторону жирного годовалого теленка и заставил Дымку сосредоточить все свое внимание только на нем одном. Все это вначале озадачивало Дымку: он не знал, что ему делать, но Клинт не торопил его, и уже через несколько дней Дымка начал понимать, чего от него хотят. Тем временем продолжалось ученье с веревкой, Клинт порой заарканивал большого телка, и Дымка держал веревку натянутой, смотря во все глаза, как телок кружится, брыкается и мычит.

      По Дымке видно было, что он входит во вкус этой работы. Она увлекала его, как новая игра – ребенка, ему нравилось гнать обезумевшую корову, поворачивать ее, когда она не хочет повернуть, загонять ее туда, куда она не желает бежать, ему нравилось удерживать на тугой веревке бычка и чувствовать, что это он и никто другой удерживает его на месте.

      Он весь был напряжение и порыв, когда Клинт по вечерам седлал его и выезжал на нем гонять, сортировать и арканить скот. Эта работа была мила Дымке, он вкладывал в нее все свое сердце и забывал о свободной жизни со старым гнедым и с табуном жеребят и кобыл, он забыл и свою мать, зато в нем выросло новое чувство – привязанность к этому долговязому ковбою, который теперь «играл» с ним каждый день. Дымке доставляло теперь огромное удовольствие делать именно то, чего хотелось ковбою, а когда это ему удавалось, у него рождалось желание сделать