Дымка. Черный Красавчик (сборник). Анна Сьюэлл

чем больше в лошади дикости, тем драгоценнее она будет после победы.

      Он приготовился к трудной работе – превращению сырого дичка в хорошо объезженную и обученную ковбойскую лошадь. Он сделал несколько шагов к Дымке, и Дымка попятился назад, насколько позволяла веревка; он захрапел, увидав, что дальше пятиться некуда, и ударил копытом при приближении ковбоя. Клинт не спешил, но упорно подвигался вперед, пока не очутился так близко от Дымки, что мог его тронуть. Придерживая веревку левой рукой, он вытянул правую и погладил лошадь между глаз. Дымка присел, захрапел, но вытерпел это. Он стоял не шевелясь, чувствуя, как мягко поглаживает рука его лоб, как она понемногу поднимается выше и выше.

      Клинт коснулся уже одного уха, когда Дымка протянул морду вдоль рукава ковбоя, понюхал и вдруг схватил Клинта зубами за руку Ковбою не привыкать было к повадкам дичков, он ждал этого, и лошадь вырвала только клочок рубахи – не мяса.

      – Ну-ну, не злись, – сказал ковбой, продолжая как ни в чем не бывало поглаживать лошадь. – Я только хочу добраться до ушей и потрогать, какова у тебя шишка ума.

      В конце концов он добрался до этой шишки и долго почесывал Дымку между ушей. И дальше, за левым ухом, и шею, пока не дошел до загривка, пока не разгладил и не распутал на гриве все узелки. Лошадь то и дело вздрагивала и припадала к земле, но ковбой продолжал ее гладить, пока не стало заметно, что лошадь легче сносит прикосновение его руки.

      Клинт разговаривал с ней без конца, как в жизни не разговаривал ни с одним дичком.

      Дымка безотрывно следил за каждым движением, которое делал человек.

      Те дни, что Дымка провел на привязи, поубавили в нем дикости. Он научился тому, что с веревкой спорить бесполезно, что, дойдя до ее конца, нужно повернуть назад; мало-помалу привык он и к тому, что то здесь, то там прикоснется к нему веревка. Он перестал лягать ее за это. К веревке привык он больше, чем к человеку, но она приучила его не пугаться прикосновений, и теперь ему легче было снести прикосновение руки. Понемногу он привыкал и к руке, потому что движения ее были правильны, не слишком быстры, равномерны.

      – Видишь, сколько тебе послаблений, – сказал Клинт, поглаживая и загривок и спину. – Будь ты обыкновенный дичок, я не стал бы с тобой канителиться. Завтра утречком ты был бы уже в корале и я сидел бы у тебя на хребте. А на будущий месяц отправил бы тебя без долгих разговоров в работу. Но так как ты пришелся мне по вкусу, мы будем действовать иначе. Я не буду спешить и сделаю из тебя собственного моего молодца. И тогда все ковбои со всей округи позавидуют мне – такая из тебя выйдет лошадка.

      Этот план Клинта был верным залогом победы, и медленно и упорно он начал воспитывать Дымку. Ковбой призвал на помощь все свое искусство и ухлопал бездну времени, чтобы вылепить из Дымки такого коня, какой был ему нужен.

      Каждый вечер, едва кончался ужин, Клинт отправлялся вниз по пересохшему