Соседи. Екатерина Дмитриевна Пронина

колхознице и трактористу глаза. По-прежнему улыбаясь, они смотрели на прохожих пустыми белыми провалами. Данику почему-то стало жутко, и тогда он, привыкший на страх отвечать дерзостью, деланно засмеялся, помусолил химический карандаш и, встав ногами на скамейку остановки, дорисовал колхознице огромные уши, а трактористу – роскошные, словно у композитора Шуберта, бакенбарды. От художеств его отвлекло неприятное ощущение, что кто-то смотрит в спину. Даник испуганно обернулся – и сам устыдился мимолетного страха – остановка была пуста.

      Подъехал автобус – желтый, потрепанный ЛиАЗ, ветеран дорог. За рулем сидел загорелый крепкий дядька в тельняшке с синей татуировкой на плече. На наколке – вертолет над горными вершинами. Водила добродушно сделал вид что верит прилично одетому пацану, «забывшему проездной в школьной форме». Пассажиров было немного: молодая семья, с неугомонным, капризным ребенком, старушка, несмотря на почти летнюю жару замотанная до самых глаз в юбки и платки, и сутулящийся, словно скособоченный, мужик в брезентовой куртке. Он за руку поздоровался с водителем, весь при этом неловко перекосившись, кивнул женщине в платках и уселся через проход от Даника. Стало видно, что у мужика нет левой руки – рукав куртки был подвернут у локтя и заколот огромной булавкой.

      Смотреть на калеку было неприятно, и Даник уставился в окно. Автобус тронулся. Навстречу побежали лесополосы, делившие огромные, до горизонта свежевспаханные поля на правильные квадраты, дорожные знаки, проселочные дороги, группа девушек на велосипедах, которым автобус, обгоняя, весело побибикал.

      Пастораль за окном, словно сошедшая с разворота учебника «Родной речи», быстро наскучила Данику, и он коротал время, рассматривая пассажиров. Оказалось, он ошибся, приняв женщину в платках за старуху. Когда та сдвинула закрывающие лицо бесформенные тряпки, Даник увидел спокойное, правильное лицо с прямым носом и маленьким нервным ртом – женщина была даже младше мамаши. Вот она запустила руки в корзину и в ее узловатых пальцах появился лист бумаги, из которого женщина начала быстро и ловко складывать бумажного журавлика.

      Капризная девочка на руках у дачников потянула руки к платку женщины, дернула. Женщина строго посмотрела на ребенка и, нахмурившись, пригрозила:

      – Вот будешь проказить, тебя чудь белоглазая заберет!

      Ее шутливая угроза прозвучала столь серьезно, что ребенок, оторопело моргнув, скорчил обиженное лицо и разревелся – но не капризно, а испуганно, прижимаясь к матери. Та что-то буркнула под нос, но скандала затевать не решилась.

      – Ну ладно, ладно, не слушай тетку Тамару! – примирительно усмехнулась женщина странной кривой усмешкой, дернув только одним уголком губ – Чай, у тебя и папа есть, и мама есть, они, чай, тебя не отдадут. На вот тебе чудо-птицу, защитника!

      Она протянула ребенку бумажного журавля.

      – А родителям накажи так, – продолжала странная женщина по имени Тамара, – как придет чудь, как начнет в окна да двери скрестись, да