Моё темноглазое несчастье. Рацлава Зарецкая

натянул панамку, маску, очки, поозирался по сторонам раз десять и только потом соизволил выйти из машины.

      – Это наш дом, – указала я на девятиэтажку с пристроенным к ней супермаркетом. – Ты будешь жить на девятом этаже, а я – на пятом.

      Джэхи молча кивнул, что показалось мне странным – слишком уж он был тих. Неужели реально испугался и решил быть со мной паинькой? То-то же! Не на ту напал! Я такие выкрутасы не потерплю даже от того, кто мне так нравился.

      – Это твой дом? – Юрка достал из багажника наши сумки, закрыл машину и несколько раз подергал двери.

      – Угу, мой родной дом, – тихо сказала я, глядя на кирпичную девятиэтажку.

      Как же не хотелось возвращаться! Я еще не успела соскучиться по родным стенам так, чтобы только об одной мысли о доме уже щемило сердце. Кравцов, за что ты так со мной?!

      – О, Мирославка вернулася! – донеслось до меня со стороны лавочки.

      – Чай, не нашла у Москве жаниха.

      Нет, только не это, только не они! Медленно, с отчаянно бьющимся сердцем я повернулась в сторону лавочки…

      Двадцать первый век – это век быстрых перемен. Меняется все: горда, технологии, язык, культура и, разумеется, сами люди. Мы не сидим на одном месте, мы все меняемся под действием стремительно меняющегося мира. Но есть те, кто не меняется. Что бы ни произошло. Даже если на них упадет метеорит или случится конец света, эти люди не изменят себе. Они все так же будут сидеть на лавочке возле дома, донимая всех, кто проходит мимо, а затем обсуждая их за глаза.

      Думаю, всем уже и так ясно, что это за люди. Да-да, местные бабки! Многие скажут, что слово «бабки» очень грубое. Я же скажу, что иначе этих гарпий не назовешь, потому что один только их взгляд пробирает до самых костей! Особенно, взгляд наших бабок: Валентины Иванны Черешкиной, Клавдии Семенны Клячкиной и Бэллы Эдуардовны Солончук-Урюпинской. Эти имена знала вся наша девятиэтажка, потому что эти пожилые женщины были не просто пожилыми женщинами. Они были бандой! И, как у любой банды, у них был свой осведомитель – Галька Клячкина, внучка Клавдии Семенны. Она была старше меня на три года, но все еще выглядела как пятнадцатилетняя шпана. Весь дом с нетерпением ждал, когда гадкий утенок превратится в лебедя, но, увы, метаморфозы не случилось.

      Вот и сейчас Галька сидела на лавочке с бабками в своем вытянутом спортивном костюме красного цвета, грызла семечки и с недовольным прищуром пялилась на меня.

      – Добрый день, Валентина Иванна, – поздоровалась я, переводя взгляд с одного члена шайки на другого, – Клавдия Семенна, Галя и…

      Тут я замолчала и озадаченно заморгала.

      – А где же…

      Место Бэллы Эдуардовны Солончук-Урюпинской пустовало. Я даже не поверила своим глазам, ибо быть такого не может, чтобы она не вышла посидеть со своими закадычными подружками.

      – Померла Эдуардовна, – грустно сказала Клячкина Старшая.

      – Два месяца назад схоронили, – добавила Черешкина, с тоской окинув взглядом пустующее место.

      Вот тебе раз, однако. А я-то думала, что их банда вечна, ан нет.