Электросон. Елизавета Олеговна Иванова

просто смотришь. На всех и вся. Ты соединен, а значит – вездесущ и всесилен. Ты видишь их насквозь, а они даже не подозревают о твоём существовании. И постарайся, чтобы так оставалось. Во веки веков, аминь.

      Пока я соскакивал со страницы на страницу, лез во все мыслимые и немыслимые щели, циферблат нещадно мотал минуты. Я мог задержать их, лишь когда пригвождал стрелку взглядом к плоскости. Тогда она останавливалась, но только для виду. Стоит лишь слегка отвлечься, и полночи как не бывало. Время всегда смеётся над тобой.

      Постепенно вещи вокруг становились подозрительно заметными. Немного проморгавшись, я настороженно всмотрелся в узкий просвет окна. Небо окрасилось в тёмно-голубой. Значит, настало утро. В тот же миг одним касанием всё закрылось, свернулось и сжалось. До размеров реальности.

      В такие моменты главное – провести границу. Между вчера и сегодня. Никаких сплошных потоков. Утонуть в этом слишком легко, поэтому…

      Я оторвал лист календаря. Тот плавно спикировал на ворох таких же листьев, шуршащих под ногами. Затем – в душ, смывать ночные мысли ледяной водой. С разбега под струи, судорожный вдох, обмылок в руках. Затем – кухня. Жар сковородки, жёлтое варево мерно бурлит, подрагивая, как живое. И кофе. Утренний кофе. Такой вот ритуал.

      Я считал его чуть ли не самым важным в своей жизни и, когда все предписания были соблюдены, позволял себе отдохнуть, как после тяжёлой работы. Раздевшись, повалившись в кресло и вытянув ноги. Просто сидел, ни о чём не думая. Так я дожидался рассвета.

      А дождавшись, шёл к людям. Делать всё то, что мне полагается, и делать вид, что мне это интересно. Иногда получалось лучше, иногда хуже, но я хотя бы старался.

      В городе машин, в городе непрерывного движения пульсирует жизнь. Течёт, бурлит, шипит и извивается. Все так и лезут наружу, словно черви во время дождя. А ты идёшь, смотришь под ноги, лавируешь между ними и стараешься изо всех сил ни во что не наступить. Ведь это так мерзко – вляпаться в подобное. Но намного хуже, совершенно невыносимо то, что они могут подойти к тебе и даже, не дай бог, заговорить. Говорящие черви, нет, вы только представьте себе! Залезают в душу своими гадкими, глупыми вопросами, когда ты всеми силами пытаешься отпугнуть их. Отгородиться наушниками, кричать одеждой и молчать в ответ. Просто удивительно, насколько это неэффективно.

      Лишь метро – моё спасение. На входе обдало приятным ветерком, белая крошка под ним тут же растаяла, замочив мне всю куртку. Я спустился на платформу. Поезд ещё не прибыл. В ожидании его я упал на первую попавшуюся скамью, откинувшись на спину. Надо мной монотонно жужжали плафоны, рядом плавала уборщица со шваброй, шуршали чьи-то голоса, вокруг пахло сыростью, камнем, жжёной проводкой и землёй. Ко мне начали подступать подземные сны. Тёплые, мягкие, футуристические. И, согревшись ими, я уже было собирался погрузиться в созерцание вечности окончательно, но голос сверху прервал цветной поток:

      – И часто ты засыпаешь в подобных местах?

      Я разлепил