Жестокеры. Алиса Рува

взгляды, с трудом сдерживая улыбки. Странные людивсегда вот так сбиваются в кучки – это их основной признак. И сбиваются они главным образом для того, чтобы судачить и злорадствовать. Так было и с «троицей». Бойкие, нагловатые, с губами, накрашенными коричневой помадой, и неумело обведенными черным карандашом, эти по большому счету заурядные и не очень умные девицы считали себя звездами всей школы. Как маленькие задиристые шавки в собачьей стае, они задавали настроение и тон всему классу. Многие слушались их, кто-то боялся. А те немногие, кто, устав терпеть их наглость и постоянные интриги, решался что-то сказать против них, неизменно наталкивались на горячую поддержку «троице» со стороны нашей классной руководительницы. Меня всегда удивляло, как дурные дети находят одобрение и поддержку у взрослых. Про них же сразу все понятно. Ну, про то, какие они – злые, глупые, избалованные. И как взрослые этого не видят? Удивительно: вот и наша классная обожала «троицу». Она потакала всем их гнусностям, неизменно умудряясь находить им объяснение и оправдание.

      Нет, девицы из «троицы» не травили меня в открытую, как некоторых других детей из нашего класса. Но с их стороны чувствовалось какое-то затаенное противостояние. Я знала: они поджидают удобного случая, когда я окончательно сломаюсь, чтобы начать свои жестокие игры, почему-то так их забавлявшие.

      Это была одна из первых порций странных людейв моей жизни. Потом их будет много.

      ***

      Зачем ушел Дим? Зачем вокруг меня все эти странные злые люди? Зачем все это? Я не понимала.

      Моим спасеньем в тот трудный первый год беспросветного отчаяния и одиночества стали стихи. Тогда я перечитала их целую кипу – все, какие удалось найти в школьной библиотеке. Ахматова, Цветаева, Лорка… В каждом их стихотворении была «законсервирована» моя боль – именно моя. Удивительно: еще век назад она была почувствована и поразительно точно описана этими поэтическими гениями. Как они могли это знать – то, что я, именно я буду чувствовать столетие спустя? Так или иначе, но именно они меня спасли, эти давно ушедшие гении. Я не знаю, что бы со мной было тогда, если бы никогда не было Ахматовой, Цветаевой, Лорки…

      Еще одной отдушиной для меня стало общение с нашей учительницей по литературе. Моя жажда доброго отношения, участия и понимания была частично утолена общением с ней. Тонкая и чуткая, она разглядела во мне что-то, что вызвало ее симпатию и сочувствие. Как ни странно, моя учительница была невероятно высокого мнения о моих школьных сочинениях, которые мне самой казались такой глупостью. После уроков она выделяла время, чтобы посидеть и разобрать со мной написанное, похвалить особенно удавшиеся места, указать, что ее задело или заставило задуматься. Моя учительница помогала мне постигать истинный замысел автора, понимать, на чьей стороне его симпатия и почему. С ней я научилась по-настоящему ценить, любить и понимать литературу.

      Именно моя учительница и посоветовала мне вести дневник – чтобы лучше понять себя.