Аэротаник. Евгений Гузеев

Возвращает в далекое прошлое: и воздух был чище, и женщины моложе. Да-с…

      – Простите, вы о чем?

      – Я сказал: увы. Не обращайте внимание. Так, мимолетные эмоции.

      В последнее время у Владимира Ильича в результате перехода на здоровый образ жизни появились кой-какие деньжонки и он решил приобрести в некотором торговом заведении блестящий стеганный халат. Теперь в этом барском одеянии он оказывался всякий раз вечером, когда, возможно, еще рано было бы идти ложиться спать, но можно приготовиться заранее, посидеть в таком виде на кухне, выпить чашку вечернего не слишком крепкого чая, почитать заодно что-нибудь из прессы или опять же – научно-популярное. Халат был очень кстати, особенно после того одеяния, что приходится носить на работе. Надя тоже сидела за чашкой дымящегося ароматного напитка. Глаза ее были чуть воспалены и блестели, но явно не от пара, поднимающегося из чашки. Володя иногда поглядывал на супругу, чтобы еще раз разобраться в своих воскресших чувствах. Она ему нравилась. Убивать ее никак не хотелось, особенно как-нибудь грубо по-достоевски. Разве что подушечкой… И все же, пересилив свое эго, и вспомнив, что судьба всего мира находится в его – Владимира Ильича Левина руках, он решил хотя бы немного побеседовать с супругой, вдруг что-нибудь всплывет неожиданное – тем более ее ресницы совсем уж заблестели от печали и грусти.

      – Можно ли, моншер, эту вашу задумчивость и некую отрешенность с элементами меланхолии объяснить недавним кризисом, связанным с попаданием вашей матушки в руки кардиотерапевтов, или может быть вы соизволите поделиться какими-либо иными проблемами, что томят вашу душу, ваше сердце? Эта влага в ваших глазах – не признак ли некой тоски и печали, душевного недуга или неразрешимой проблемы. Надеюсь, это не имеет отношение к моей персоне, ибо последнее время ваш супруг как будто… То есть не было явных причин для таких вегетативных проявлений. Ведь насколько я осведомлен из ваших слов, в настоящее время не имеется серьезных причин для беспокойства, ибо ваша маман находится в весьма приличном для своего возраста состоянии и выписана домой без особых последствий кризиса.

      – Конечно, конечно, Володенька, я волнуюсь за маму, но… Тут есть еще другое…

      – Так что же? Откройтесь.

      – Я из-за папы расстроилась. Оказывается… Ведь он мне не родной отец, и я это тогда в больнице узнала – от мамы. Не знаю что и думать. Хорошо, что она не рассказала мне об этом при его жизни. Теперь легче. Знаю, он нехорошо поступил с нами, оставил семью, и казалось бы я должна меньше его любить, тем более теперь… Но я его любила всегда. Он ведь не знал всей этой правды, лелеял меня в детстве как родную.

      – Вот как? Забавно… То есть, простите, каков сюрприз. Не ожидал от вашей матушки… Хотя дела давно минувших дней… Ну-с, будем привыкать. По всей видимости особого влияние на нас с вами – взрослых людей, на нашу жизнь этот, так сказать, обнародованный факт иметь не будет. Не правда ли?

      – Нет,