Этот лучший из миров (сборник). Виктория Токарева

кран, – говорю я.

      – Правильно, – соглашается Икс. – Надо завернуть кран.

      – А что есть кран? – спросила я.

      В это время к Икс подошел единомышленник, что-то сказал на ухо. Они отошли. Мне показалось, они пошли сколачивать оппозицию президенту.

      Но ведь оппозиция есть. Они орут в телевизоре. И, пользуясь выражением Юрия Карякина, у них «такие рожи». У них на рожах все написано. Чем такая оппозиция, лучше никакой.

      Напротив меня сидит известный писатель. Ест. Его тарелка, вернее, содержимое тарелки, напоминает миниатюрный стог сена. Одно навалено на другое. И много. Рядом сидит посол иностранной державы. На его тарелке изящный натюрморт: веточка петрушки, звездочка морковки, в середине – листик мяса. Может, рыба. Но это отдельная тема.

      – Послушай, – спросила я у Писателя. – Что есть кран?

      – Какой кран?

      Я пересказала разговор с Икс. Писатель выслушал.

      – А зачем это тебе? – спросил он. – Пишешь и пиши. Писатель должен писать, независимо от времени, от географии и всей этой ерунды.

      – Это не ерунда, – сказала я. – Это наша жизнь.

      – Нельзя долго болеть. Надо или умирать, или выздоравливать.

      – Ты о чем? – не поняла я.

      – Обо всем этом. Об Иксах, Игреках и Зетах. Пусть делают что хотят. Надоело.

      Писатель посмотрел на меня глазами свежемороженой рыбы. Они не выражали ничего.

      Я поднялась и вышла в сад. Из сада был виден мой дом. Но мой дом находился в России, а здесь я была за границей. В Швеции. Это ощущалось во всем, даже в зеленой травке под ногами. Она росла не кое-как, она была густо посеяна, потом подстрижена и напоминала зеленый ковер.

      Ко мне приблизился Журналист с бокалом. Он работает по совместительству светским львом. Куда бы я ни пришла, везде он с бокалом и шейным платком вместо галстука.

      – Хочешь, я сознаюсь тебе в одной тайне?

      Я ждала.

      – Ненавижу журналистов и жидов, – открыл он свою тайну.

      – Но, по-моему, ты и первое, и второе, – удивилась я.

      – Ничего подобного. Я крещеный.

      – А что это меняет?

      – Национальность – это язык, культура и воспитание. Мой язык и моя культура – русские. Значит, я русский человек. А химический состав крови у всех одинаковый.

      Он был возбужден. От него пахло третьим днем запоя.

      Я подумала: иудейский Вседержитель строг до аскетизма, ничего лишнего не позволяет. А православие разрешает грешить и каяться. Журналист активно грешит и кается в своих статьях. Он пишет о себе: я плохой, очень плохой, отвратительный. Но за этим просматривается: я хороший, я очень хороший. Я просто замечательный…

      Я приготовилась спросить у него: что есть кран, и даже начала пересказывать свою беседу с Икс. Но в это время в конце зала появилась официантка с подносом. На подносе, играя всеми цветами, стояли напитки: золотистое виски, рубиновое куантро, чистая голубоватая водка. Журналист