Жестокие игры. Ульяна Громова

кастрат, – ответил я спокойно, хотя внутри просто горело вернуться сейчас и въебать ему от души. Отвечало, блядь…

      Прикурил, нервно поглядывая сквозь стеклянные двери в диспансер. В конце длинного и широкого холла было видно открытую дверь в какое-то помещение, залитое ярким светом. Туда и унесли Алинку.

      – Чё ты сказал?.. – пытался наехать мажор.

      Я скинул его вызов и выудил из списка контактов другой номер. Мне ответили после второго гудка:

      – Слушаю… – настороженный голос.

      – Верхов Роман Ильич?

      – Вы кто, молодой человек?

      – Алина сейчас находится в частном психдиспансере…

      – Это какая-то шутка?! – зарычал мужик. – Я тебе шею сверну, щенок!..

      Но я игнорировал и продолжал, поставив на громкую связь и уже отправляя ему координаты для навигатора. Услышал, как пиликнул его телефон – сообщение принято.

      – …Вы можете не успеть увидеть дочь живой. Передозировка кокаином. Полиц…

      – Никакой полиции! – медведем взревел медиамагнат. – Еду!

      Я снова бросил сотовый на приборную панель и откинул голову на подголовник.

      Минуты тянулись, я терял терпение. Вышел, помаялся у стеклянного входа в клинику, вглядываясь в то, что происходило внутри. Но видел лишь прямоугольник желтого света, вытянувшийся от двери и постепенно растворявшийся в темноте, как мост из этого мира в другой. Поежился от таких мыслей и решил, что надо отвлечься. Ведь если Вадим Юрьевич еще не вышел, значит, жива Алинка, откачивают. Иначе здесь уже была бы и полиция, и скорая – засвидетельствовать смерть, – а он сам разводил бы руками и говорил, что везти надо было не к нему.

      ***

      Где-нибудь в Штатах Верхова бы застрелили еще на подступах за то, как он ломился на частную территорию, хоть и клиники. А у нас он просто гавкнул на охранника, посветил известным всей стране таблом с мощной озвучкой «Урою, гнида! В асфальт закатаю!» – и всё, уже размазывает меня по стеклянной двери главного входа, словно фотообои валиком. Радовало, что хоть яйца целые остались, отрежут их пасынку – я в этом уже вообще не сомневался.

      – Ты ее накормил?! – ревел медиамагнат, поднимая такой кипиш, что даже мёртвые встали бы.

      – Сама наелась, – прохрипел я, выпуская последний воздух из легких, потому что вдохнуть этот сыч мне не давал – как обручем стянул горло пальцами. Точно браток из девяностых, вообще не изящно дела решает. Нет бы его охрана тут беспредел чинила, так он сам руки замарать был не прочь. Чувствовалось, что отрывался на мне на всю катушку. – В «Синем… фи-лине»… – почти беззвучно просипел…

      …и Верхов меня отпустил.

      – «Синем филине»? – переспросил и тут же пнул стекло ногой.

      Только оно бронированное, ибо психи тут разные встречаются.

      Но все же его рьяные попытки «достать и уничтожить» принесли успех – санитар, что задвинул меня за дверь лапищей, как у Годзиллы, пришел утихомирить буйного родителя. Я отошел подальше, чтобы не попасть под руку ни тому, ни этому. На фоне шкафа в зелененьком хлопковом костюме даже медиамагнат как-то сник. У медбрата