Пост. Дмитрий Глуховский

Даниил глядит ему в глаза без страха и без покорности – но тревога в них видна. Полкан кладет ему свою тяжелую лапу на плечо.

      – Ты куда собрался, лапоть? Начинает дождик капать…

      – Не понимаю я. Не слышу.

      – Вот и я, брат, не понимаю. Подъесаул говорит, ты еле на ногах стоишь, на дрезинах-то тебя с собой брать не хотел, жалел, а ты на своих двоих от нас собрался!

      – Не понимаю.

      – Куда ты идешь, говорю? Куда собрался?

      Полкан машет ручищей в направлении столицы. Монах кивает как ни в чем не бывало:

      – Мне в Москву же надо. Я говорил.

      – Говорил-то говорил. Да для того ж, батюшка, наш Пост и поставлен, чтобы не шлялись люди туда-сюда без разрешения.

      – Что? Не понимаю.

      Полкан прикидывает что-то, трет свой потный ершик вокруг проплешины.

      – Ну ничего, поймешь еще. Все ты у меня, родимый, поймешь. Пум-пурум-пум-пум… Слышь, Сереж, а что у нас, изолятор-то ведь свободный стоит, а?

      – Так точно, Сергей Петрович.

      – Вот давайте мы святого отца туда и упакуем пока что. Решетки там наварите на окна еще, ладно?

      Тамара, которая все еще стоит тут, рядом, взрывается:

      – Не смей! Он божий человек! Не вздумай его сажать!

      Тут и Полкан уже принимается орать:

      – Иди-ка ты, Тамарка, лесом! Хватит! Сказал – посидит, значит посидит! У нас тут один комендант, ясно тебе или нет?! Пошла!

      – Ты об этом еще пожалеешь!

      Она срывается с места и бросается в подъезд.

      Дягилев с непробиваемой физиономией уточняет, давая Полкану перевести дыхание:

      – Арматурой решетки сделать?

      – Да, ну Кольцова попроси, он сообразит. И вот туда батюшку нашего. Кровать, одеяло, все по-человечески. Мне так поспокойней будет. А то Вятка не Вятка…

      Отца Даниила, который читал-читал по полковничьим губам о своей судьбе, да так до конца и не дочитал, удивленного, уводят. Полкан смотрит ему вслед, и чувство у него однозначное: наконец поступил правильно.

4

      Егор ждет казачьего каравана назад с нетерпением. Сколько им надо времени, чтобы наткнуться на первые трупы на мосту? Они ведь едут под парами, минуты за три точно доберутся за того страшного огромного мужика, который лежал крайним, вцепившись ободранными пальцами в шпалы. Объехать его нельзя, и по нему проехать тоже не выйдет – значит, надо высаживать разведчиков, обследовать пути – и дальше Кригов уже сам все поймет.

      Поймет, что за мост ехать нельзя. Поймет и даст заднюю.

      Егор глядит на часы: проходит десять минут; пятнадцать; двадцать.

      Мать сейчас закрылась дома и исходит там желчью. Полкан торчит у себя в кабинете, обрывает телефонный провод. Никто не начнет на него орать, что он шляется… Егор не выдерживает, выбегает за ворота, выходит на рельсы и смотрит на мост. Ничего не видно и не слышно. Туман стоит ровно и глухо, ветер дует на него от Москвы, и, наверное, загоняет обратно в зеленую гущу и солдатские голоса, и тарахтение моторов.

      От заставы ему кричат:

      – Егор! Ты