Пост. Дмитрий Глуховский

просто не заступили еще на вахту.

      Егор скатывается с насыпи и бежит к стене; думает постучаться в ворота, но потом решает забраться в крепость своим обычным способом – через тайный ход. В побеге он потом признается, успеет еще.

      Когда он объявляется во внутреннем дворе, утренняя смена еще только строится перед воротами, готовясь выдвигаться на дежурство.

      Как так можно вообще?! Егору хочется пойти, устроить им разнос: какого хера у вас на заставе никого нет? Вы что, думаете, оттуда никто выползти не может?

      Но он не идет к ним, никому ничего не говорит. Ему не рассказывать хочется о том, что он увидел на мосту, а забыть об этом – навсегда и как можно скорее.

      Его все еще знобит.

      Ничего. Это все было не зря. Телефон зато нашел. Выспится – и сразу к Кольцову. А потом к Мишель. К Мишелечке.

      Шагая мимо корпуса, где Полкан расквартировал казаков, Егор натыкается на двух из них. Стоят под козырьком подъезда, прячутся от кислотного дождя, фуражки сдвинуты на затылок, лица помятые со сна, в зубах самокрутки из зеленых тысячных. Но оба веселые, похохатывают, пихаются и что-то оглядываются на окна.

      Егору мимо них идти. Один подмигивает ему:

      – Здравия желаю.

      – Взаимно.

      И тут – странный звук. Вскрик. Тонкий. Женский.

      Егор задерживается, озадаченно смотрит на часовых. Те, уловив его смущение, смеются приглушенно. Который желал Егору здравия, прикладывает палец к губам: тише, мол, спугнешь.

      – Что это?

      Снова – вскрик, а потом – стон. Протяжный. Егор подходит к ним ближе.

      – Это кто? Там плохо кому-то?

      – Наоборот, пацан. Там кому-то хорошо.

      Они снова принимаются ржать – придушенно, тайком. Егор думает, что ему этот голос знаком. Но совсем он узнает его только с третьего раза, с третьего крика.

      Мишель?

      – Это кто там? Это с кем там?

      Он вспыхивает, кидается к подъезду, но часовые перехватывают его играючи. Отталкивают от дверей, оттесняют назад.

      – Командование приказало держать оборону. Извиняй.

      Егор теперь точно уверен, что за окнами – Мишель. Ее голос. Это ее сейчас…

      – Пусти! Пусти, сука!

      – Не боись. Он с ней аккуратно. Не поломает. Не впервой.

      Они снова ржут. Егор хочет ударить хотя бы одного из них, какого угодно – но казакам лениво и несерьезно с ним драться, и они просто отталкивают его снова, он оскальзывается и падает в грязь.

      Поднимается, орет в окна:

      – Сука! Прошмандовка!

      И, сунув руки в карманы, идет домой.

      Чтоб они все сдохли!

7

      Отправление назначено на полдень.

      Казаки построились у своих дрезин, чистят оружие, проверяют противогазы. Полкан мнется тут же, дожидается, пока подъесаул выйдет от себя. Наконец не выдерживает, пересекает двор, идет к казацкому корпусу. У дверей двое часовых, один вызывается сбегать наверх за командиром.

      Кригов спускается сверху довольный, словно нализавшийся сметаны кот. Полкан тянется для рукопожатия.

      – Ваши