Призраки детства. Татьяна Герингас

со мной на фортепиано – мне уже 5 лет и все кругом говорят о моих способностях. Бабушка часто рассказывала, что, когда мы жили в Клину, я, гуляя по саду, часто напевала мелодии знакомых песенок. Особенно всем запомнилось, как я в два года очень чисто и сладеньким голоском пела: «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?»

      Папа приходил после работы, обедал, спал, и часа в три начинал со мной заниматься. Он был строг: во время занятий говорил немного, больше показывал; я же внимательно слушала, старалась повторить с первого раза. Если у меня что-то не получалось, он был очень недоволен и нетерпелив. Я побаивалась его и старалась ему угодить. Папа был в моих глазах недосягаемым авторитетом.

      Он был замечательным педагогом – быстро поставил мне ручки, научил играть упражнения и разучивать пьески, но больше всего я любила играть с ним в 4 руки. Каждый день я занималась на пианино по полчаса, и мама следила за мной, сидя поодаль на диване, чтобы я не пропустила ни минуты. Мне часто было скучно, и тогда я повторяла много раз одно и то же, думая совсем о другом. А мама, ничего не замечая, была довольна, что девочка занимается…

      …В это же время вспоминаю мой первый поход в Большой театр. Однажды тётушка (она работала в кассах Большого театра) приходит с работы и говорит: «На следующей неделе в воскресение в 11 часов утра у нас “Щелкунчик” со Стручковой, и я попросила у директора разрешения провести Таню – она уже большая, ей 5 лет, и он дал мне пропуск на двоих – на Таню с мамой».

      Я так обрадовалась, но, скорее разволновалась. Я не знала, чего ожидать, и что такое балет – ведь телевизора тогда ещё не было. Папа незамедлительно подошёл к инструменту и наиграл мне все важные темы и мотивы. Обладая хорошей детской памятью, я с нетерпением ждала услышать это наяву.

      И вот день настал; мама одела меня в новое платье, заплела косички с шёлковыми ленточками, и мы поехали в театр. Дорога длинная, надо ехать на троллейбусе; народу – битком, а я такая маленькая, что ничего, кроме ботинок и сапог не вижу. Мама держит меня за руку и я с нетерпением жду, когда она скажет: «Пора выходить». Наконец, мы стоим перед театром: огромные колонны почти до облаков, а на самом верху – всадник, управляющий упряжкой 4-мя или 6-ю лошадьми (не помню). Мы входим в фойе, всё в коврах и мраморе: с открытым ртом позволяю маме тянуть меня дальше, и, наконец, входим в зал. Ну такого я и ожидать не могла. Театр я видела только на картинке или фотографии. Но разве можно это сравнить с тем, что мне представилось? Огромная сцена, а под ней – оркестровая яма, ложи, хрустальные люстры, красные, бархатные кресла. Мы жили очень скромно, а тут я попала в сказку; мне хотелось всё потрогать своими руками и ощутить, что всё это – реально. Мы прошли в ложу, сели на свои места в первом ряду, свет медленно погас, и под аплодисменты, к оркестру, на подест взошёл дирижёр, взмахнул палочкой и началось то чудо, которое пронесёт моё детство через всю жизнь, оставит глубокий след в душе, и на протяжении всей жизни будет защищать меня от горя, несправедливости, нападок