В редакции птиц. Иван Романов

на обложке, в результате чего отзеркалилась и арабская вязь на стене за спиной муфтия. Чтобы не ставить жизнь Мишеньки под угрозу я матом пригласил Снегирева приехать к нам с новой полосой, а сам стал возвращаться в редакцию.

      Настроение было паршивейшие. Безблагодатная суета и сплошное томление духа – вот, что представляла собой моя жизнь. Бывает же так, что вроде бы делаешь, стареешься как лучше, а единственное что получаешь в итоге – желание забыть содеянное как стыдный поступок. Под стать была и погодка – небо серого, стремящегося к темноте цвета, провисало все ближе к земле, но не разливалось, создавая ненужное томление.

      В редакции я застал дремлющего после тяжких трудов Коршунова, и чтобы разбудить его, сильно хлопнул дверью. Получилось очень эффектно – от удара с правой стены рухнули разом три подвесных ящика с журналами. Один из них к чертям разнес мой монитор и едва не проломил столешницу, второй упал на гигантский, давно, впрочем, не работавший, принтер, а третий просто чуть не отдавил мне ноги. Вова как мог, забился в угол и впал в состояние немого ахуя, я же, как мне вспоминается, не дрогнул ни единым мускулом, и являл собой образец молчаливого похуя.

      Когда Вова перестал тревожно держать себя за левую грудь и постанывать, мы принялись таскать ящики на помойку. Грянул штормовой ливень. Полностью промокшие и униженные обстоятельствами, мы вернулись в каморку, где нас застал звонок начальства – Журавлев спросил, все ли у нас нормально, и назначил мне на завтра планерку по развитию журнала. Я сказал, что все просто превосходно и жду с нетерпением, а повесив трубку, самым наглым образом закурил прямо в помещении и попросил Вову достать водку.

      – Но мы же с тобой договорились, что только если я не отдам ни одного журнала…

      – Мы их сейчас вместе с ящиками на помойку отнесли. Доставай.

      Взгляд Коршунова выражал одновременно горькую обиду и осторожное восхищение моим коварством.

      Пятая глава

      За свою многоблудную и преисполненную абсурда жизнь я встречал немало странных, жутковатых и откровенно страшных типов. Я знавал держателя доходных квартир, уверенного, что для решения всех проблем России нужно расстрелять тогдашнего мэра Столицы и еще десять тысяч человек (у него был список) из его ближайшего окружения. Водил знакомство с кандидатом математических наук, который добавлял в чай капельку перекиси водорода, чтобы пробудить активный кислород и лечил ожоги собачей мочой. Он, кстати, часто обжигался, почему-то. Знавал я официанта, который отчаявшись найти невесту в Москве, пошел служить в армию обороны Израиля. Пару раз выпивал с милейшим маляром-штукатуром из Сербии, которого, как оказалось впоследствии, всерьез разыскивали за геноцид албанцев. В этот далеко не полный ряд как влитой становится Виталий Игоревич Журавлев – основатель и главный редактор журнала «Здоровая культура образа жизни».

      Он был крепок, осанист, широкоплеч, седовлас и буйнопомешан.