Собор Парижской Богоматери. Виктор Мари Гюго

школяр.

      Оглушительный взрыв хохота приветствовал злополучное имя придворного меховщика.

      – Лекорню! Жиль Лекорню! – кричали одни.

      – Cornutus et hirsutus![5] – вторили другие.

      – Чего это они гогочут? – продолжал маленький чертенок, примостившийся на капители. – Ну да, почтеннейший Жиль Лекорню, брат Жеана Лекорню, дворцового судьи, сын мэтра Майе Лекорню, главного смотрителя Венсенского леса; все они граждане Парижа и все до единого женаты.

      Толпа совсем развеселилась. Толстый меховщик молча пытался ускользнуть от устремленных на него со всех сторон взглядов, но тщетно он пыхтел и потел. Как загоняемый в дерево клин, он, силясь выбраться из толпы, достигал лишь того, что его широкое апоплексическое, побагровевшее от досады и гнева лицо только плотнее втискивалось между плеч соседей.

      Наконец один из них, такой же важный, коренастый и толстый, пришел ему на выручку:

      – Какая мерзость! Как смеют школяры так издеваться над почтенным горожанином? В мое время их за это отстегали бы прутьями, а потом сожгли бы на костре из этих самых прутьев.

      Банда школяров расхохоталась.

      – Эй! Кто это там ухает? Какой зловещий филин?

      – Стой-ка, я его знаю, – сказал один, – это мэтр Андри Мюнье.

      – Один из четырех присяжных библиотекарей Университета, – подхватил другой.

      – В этой лавчонке всякого добра по четыре штуки, – крикнул третий, – четыре нации, четыре факультета, четыре праздника, четыре эконома, четыре попечителя и четыре библиотекаря.

      – Отлично, – продолжал Жеан Фролло, – пусть же и побеснуются вчетверо больше!

      – Мюнье, мы сожжем твои книги!

      – Мюнье, мы вздуем твоего слугу!

      – Мюнье, мы потискаем твою жену!

      – Славная толстушка госпожа Ударда!

      – А как свежа и весела, точно уже овдовела!

      – Черт бы вас побрал! – прорычал мэтр Андри Мюнье.

      – Замолчи, мэтр Андри, – не унимался Жеан, все еще продолжавший цепляться за свою капитель, – а то я свалюсь тебе на голову!

      Мэтр Андри посмотрел вверх, как бы определяя взглядом высоту столба и вес плута, помножил в уме этот вес на квадрат скорости и умолк.

      Жеан, оставшись победителем, злорадно заметил:

      – Я бы непременно так и сделал, хотя и прихожусь братом архидьякону.

      – Хорошо тоже наше университетское начальство! Даже в такой день, как сегодня, ничем не отметило наших привилегий! В Городе потешные огни и майское дерево, здесь, в Сите, – мистерия, избрание папы шутов и фландрские послы, а у нас в Университете – ничего.

      – Между тем на площади Мобер хватило бы места! – сказал один из школяров, устроившихся на подоконнике.

      – Долой ректора, попечителей и экономов! – крикнул Жеан.

      – Сегодня вечером следовало бы устроить иллюминацию в Шан-Гальяр из книг мэтра Андри, – продолжал другой.

      – И сжечь пульты писарей! – крикнул его сосед.

      – И

5

Рогатый и косматый! (лат.)