Безупречная смерть. Маргарита Макарова

соседних участка и проход в лес.

      – Дааа…, не рижское взморье, уныло у вас тут как-то, – следователь поправил очки.

      – Ну, соседи справа приезжают редко, раза два за лето, вот у них все и заросло. А левые – старики умерли, а парень, он пьет как собака, и сдавал тут прошлым летом дом хачам.

      Забора не было и трудно было сказать с уверенностью, где проходили границы. На участке слева возвышались, по меньшей мере, три кучи мусора, не считая то тут, то там валяющихся старых мягких кресел, полусгнивших деревянных столов. Белое пластиковое кресло с одной ножкой, газовая плита послевоенного образца, два холодильника, и большой дырявый диван – вносили элемент исторической музейности в эту выставку хлама под открытым небом.

      – У вас всегда все так было запущено? И кто занимался вообще участком?

      – Шевчук весной копал. Немного. Картошку сажал. Чеснок и лук зеленый. Как бабушка умерла пять лет назад, так все и накрылось, и клубника, и вообще.

      – А участок чей?

      – Ничей. Земля и вода принадлежат только небу.

      Даша отвернулась от окна и посмотрела на молодого, невысокого и хлипкого следователя. Он разглядывал качающиеся верхушки сосен.

      – Да ну?!!! Поэтому люди и убивают друг друга за все это? Может вы не знаете истории?

      – А вы знаете! – она фыркнула. – Настоящей истории не знает никто. Как можно знать настоящие причины того, что было тысячи лет назад?

      – Я закончил юридический факультет МГУ. Мы изучали.

      – А моя сестра просто разговаривала. И знает пять языков как русский.

      – Хорошо, давайте закончим осмотр дома. Кстати, меня зовут Сергей Леонидович.

      Сергей Леонидович отвернулся, наконец, от окна и пошел в соседнюю комнату. Дашина комната была чуть-чуть меньше танцевального зала и темнее. Тут было совсем пусто. Матрас на ножках с грудой одеял, кресло-качалка, и кресло-кровать. Все тут было в беспорядке. На креслах валялись вещи, брюки и куртки. Книги и журналы были не только на тумбочке, но и на полу. Смешные фигурки из киндер-сюрпризов попадались прямо под ногами, хотя место им было отведено на подоконнике. Лишь большие репродукции картин Дали вносили ноту порядка и органности в детский кавардак.

      – А чашка чья? Это вы пили чай? – Потапенко показал на опрокинутую чашку на тумбе.

      – Да не знаю я! Я ничего не знаю, – Дарья заплакала.

      – Ну, хорошо. Хорошо, успокойтесь. Я это и без вас выясню. Идите к машинам, вас отвезут домой.

      – Ну что тут, ребята? Хоть что-нибудь можно сказать? – Потапенко нацелил свои очки на место возлежания трупа.

      У постели колдовал серенький, невзрачный, пухленький и маленький мужичонка. Он обернулся и перестал суетиться.

      – Выстрел в упор. Мгновенная смерть, точнее смогу сказать, как всегда, после вскрытия.

      – По-моему, – следователь поправил очки, – самое главное тут вскрыто.

      – Торопыга ты, очкарик, торопыга…

      – А что, Николаевич, а может быть это самоубийство? – Потапенко