Письма из заключения (1970–1972). Илья Габай

много у них восточных церемоний, детской погони за триумфами и трофеями. То, что я читаю параллельно: куски греческих философов – никак не отражено у Плутарха. Жизнеописание Сократа (личности с действительно нравственными страстями) у него и невозможно. Вообще, я, кажется, подхожу к мысли, что Перикловы Афины, очень может быть, и не греческое явление. Даже войны, политика с чувством общегреческого, а не локального патриотизма. А уж об интеллигенции этого времени я в этом смысле и не говорю. Эврипид или тот же Сократ, по-моему, такие же негреки, как Бах или Шиллер – ненемцы. Греки, в конечном счете, так же тяготели к спартанскому идиотизму, как немцы к Мольтке, Бисмарку, а потом уж и к деятелям 3-го рейха.

      Но надо и кончать рассуждения, которые, возможно, через пару лет самому мне покажутся вздорными. Никак не могу избавиться от того, чтобы в размышления о прочитанном не вносить с большой претензией сиюминутное настроение.

      Стихи мы с вами непременно почитаем, если будем живы и малость благополучны. Если бы мне такая возможность представилась бы сейчас, я прочитал бы то, что сейчас люблю больше всего: пушкинские «Подражания Корану» и тютчевские «Два голоса». Вот сами посудите по отрывкам: «Мужайся ж, презирай обман, Стезею правды бодро следуй, Люби сирот и мой Коран Дрожащей твари проповедуй». Вот тебе и вся этика, уложенная в такие щемящие и обычные слова. Это, – простота, с которой можно исчерпать «смысл философии всей», – наверно, так же утрачена, как секреты рукоделья и рукомесел. «Август», «Гамлет», «Гефсиманский сад», «Реквием» (кусками) – какие-то неожиданности в этом плане.

      А у Тютчева вот сразу же какие строки: «Мужайтесь, о други! Боритесь прилежно, Хоть бой и упорен, Борьба безнадежна. Над вами светила молчат в вышине, Под вами могилы – молчат и оне…» Пронзительно (извини за неточное слово: не нашел). Может быть, я, по обыкновению, и наврал что-нибудь, цитируя, а может стать, это все далеко и от тебя, Лена, и от тебя, Валерий, сейчас. Мне это близко, хоть и не дотянуться, как до десяти заповедей. Я бы прочитал это сейчас, но, по совести, хоть бы свидеться нам в свое время нормально, несуетливо, с отдохнувшей душой. В ожидании всего этого я с вами прощаюсь и желаю счастья и бодрости вам, детишкам, всем, кого вы увидите из людей из общих – ваших и моих – воспоминаний.

      Ваш Илья.

      Марку Харитонову

      11.11.70

      Дорогой Марик!

      Наверное, действительно, зимняя пора и погода нелетная: письма получаю сейчас нерегулярно и грущу по этому поводу. Не знаю даже, знает ли Галя о свидании 26 ноября. Она мне написала отчаянное письмо, ты уж потрудись, позвони ей, пожалуйста, и успокой: очень уж она нервна и измучена, я просто боюсь за нее.

      Снега не только в Красноярске – и у нас хватает. Но главное – по зиме впереди прибавятся, конечно, некоторые физические преграды, – но ничего, переживем.

      На «Иностр<анную> литературу» я с нового года подписан. Будет все благополучно –